Старательным молчанием пытаюсь загладить свой промах. В самом деле Гарай добреет. Придерживает меня на скользких участках, не отпускает руки, пока не убедится, что стою крепко.
Проходит, наверно, час. Спустились мы глубоко, но ход по-прежнему идет вниз.
- Сядем, - неожиданно говорит Гарай.
Садимся, гасим фонарь. Темнота мгновенно ложится на плечи грузом.
Когда выравнивается дыхание, расслабляются мышцы, Гарай спрашивает:
- Слышите что-нибудь?
Шум в ушах. Даже звон, об этом я и говорю спутнику.
Еще проходит время, и Гарай спрашивает опять:
- Слышите?..
Тот же шум и звон в голове - сказывается давление, мы глубоко под землей.
- А теперь? - Генрих Артемьевич, слегка охватив плечо, приближает меня ухом к стене.
- То же самое... - говорю я.
Гарай негромко смеется.
Поднимаемся и идем. Ход расширяется, суживается.
Вода под ногами то хлюпает, то исчезает.
Внезапно Гарай останавливается:
- Свет!
Ход аркой замыкается вверху. Клином с потолка нависает камень. Гарай смотрит на него, понижает голос до шепота:
- Визжит. Может упасть...
Ничего не понимаю ни в словах, ни в тревоге, которой охвачен Гарай.
- Дайте! - тянется он за штоком - палкой с металлическим наконечником. Шток есть и у него, но у меня тяжелее. Отдаю.
Гарай отводит его над плечом как копье, с силой швыряет в камень. Камень рушится, пол под ногами вздрагивает. Инстинктивно делаю шаг назад.
- Не бойтесь, - говорит Гарай. - Опасности больше нет. Привал.
Вынимаем из рюкзаков хлеб, мясо. Раскладываем тут же, возле упавшего камня.
- Почему вы сказали - визжит?..
Генрих Артемьевич молча ест. Запивает из термоса. Наконец говорит:
- Надо уметь слушать.
Слова звучат мягко, с укором, и это ставит меня в тупик: такого тона я от Гарая не слышал.
- Уметь, - повторяет он. - В этом секрет.
А я гляжу на обрушенный камень, и у меня куча вопросов.
Обед окончен. Кружки и термосы уложены в рюкзаки. Погашены фонари. Я остаюсь во тьме со своими вопросами. Но мягкость последних слов Гарая меня обнадеживает.
- Говорите, звенит в ушах... - Гарай опять засмеялся. - Усталость, давление атмосферы, - продолжает он в темноте, - все это обычные объяснения, которые слышишь от каждого. Даже на гипертонию ссылаются...
Я молча слушаю.
- А дело в другом. Если хотите, здесь целая наука... - Гарай ждет, что я отвечу. Я ничего не отвечаю. - Наука о Земле, - заканчивает он свою мысль.
- Вслушайтесь, - говорит через минуту, оборотившись ко мне; голос звучит негромко, но близко. - Подойдите к скале, к другой. - Включает фонарь. Послушайте.
Встаю, подхожу к скале, прислоняюсь ухом. Звон усталости звучит в голове. Подхожу к другой скале.
- Вслушайтесь, - настаивает Гарай.
Тоже звон, но, кажется, другой тональности. Заинтересованный, иду дальше. Через два-три шага прикладываю ухо к стене. И каждый раз мне кажется, что кровь в ушах звенит по-другому.
- Вы музыкант, - говорит Гарай.
Еще иду, прислоняюсь к камню одним ухом, другим. Звон в голове или звук на каждом месте, мне кажется, чуть-чуть другой.
- Есть разница? - спрашивает Гарай.
Есть, но ведь это можно объяснить током крови в мозгу, состоянием организма.
- Знаю, что вы думаете, - говорит Гарай, разгадав мои мысли. - Все так думают. И все ошибаются. Подойдите ко мне.
Роется в рюкзаке, достает телефонную трубку.
Но это не совсем телефонная трубка. На одном ее конце мембрана, которую мы прикладываем к уху, другой конец сделан раструбом. Раструб направлен в сторону, противоположную от мембраны, - это отличает трубку от телефонной. Провода нет, середина трубки полая, туда вставлена батарейка.
- Возьмите.
Беру трубку из рук Гарая. Прижимаю мембрану к уху. Слышится звучание, аккорд, охвативший несколько нот: так звучат на ветру провода, когда их слушаешь, прижавшись ухом к столбу.
Жестом Гарай направляет меня к стене. Звучание изменяется, преобладает низкая басовитая нота.
- Пройдите туда. - Гарай кивает на выступ метрах в шести.
Подхожу к выступу. Звучание в трубке другое: выплыло и словно застыло фа контроктавы.
- Дальше! - показывает Гарай.
Подхожу к расселине, вспоровшей стену от пола до потолка. Здесь звучит ми первой октавы. Не только ми - аккорд из нескольких тонов; он звучит и дальше от расселины, в пяти шагах, но сильнее всего слышится ми.
Шарахаюсь от одной стены пещеры к другой и слушаю. У меня уже в мыслях нет, что это кровь пульсирует и звенит в ушах. Скалы поют, Земля! Трубка Гарая - волшебство!..
Кажется, это вывело меня из себя - в голове путаются обрывки мыслей. Нужно усилие, чтобы собраться и все обдумать. Опускаю трубку - в чем дело? Стараюсь сосредоточиться.
Нельзя отрицать шума в ушах от пульсации крови. Нельзя отрицать и шума Земли. "Вслушайтесь", - несколько раз говорил Гарай. И немудрено, что в подземелье, куда не пробивается с поверхности ни один звук, можно услышать музыку скал. Да, я ее слышу! Трубка все еще у меня в руках. Тональность звучания меняется.