Сезам, закройся!

Вместо ответа Комиссаров быстро поплыл к двери Евы, энергично работая лапами. Коршунов плыл за ним. Добравшись до нужного места, Виктор ушел под воду, достал отмычку и принялся за работу. До потолка оставалось не более десяти сантиметров воздушного пространства. И вода все продолжала поступать. Владимир Евгеньевич ждал, пока Коршунов откроет дверь, с ужасным чувством вины. Он не мог поверить, что Ева умерла одна, без помощи. Что, когда он прибыл в НИИ, она еще была жива, а он не смог ее спасти!

– Я так люблю ее, – пробормотал полковник, – как я буду жить без нее, даже не представляю!

Внутри у него все сжималось от боли. Виктор вынырнул на поверхность.

– Замок открыт! – сказал он, вцепился в ручку двери и потянул.

Вода забурлила. Секунду спустя полковник ворвался в камеру, поднимая тучу брызг.

– Ева! Ева! – кричал он.

Никого.

Он включил фонарик и посветил. В дальнем углу камеры на поверхности воды виднелось небольшое светлое пятно.

– Ева, дорогая моя! – простонал Владимир Евгеньевич.

– Ну что ж ты так долго? – с трудом спросила его девушка и только теперь потеряла сознание.

Совершенно счастливый Рязанцев подхватил ее, поддерживая таким образом, чтобы девушка могла дышать. Тем временем Коршунов вскрывал второй карцер, откуда была извлечена Лариса.

– А Ева? Ева жива? – громко закричала Ильина.

– Да, к счастью, – ответил полковник, поддерживая голову невесты над водой, – правда, она потеряла сознание. Как бы у нее сердце не отказало от переохлаждения.

– Извините, – смутилась Лариса, – это я пробила трубу, чтобы насолить Утюгову, и чуть было не утопила нас с Евой.

– Ничего, ладно уж, – пробормотал полковник, подтаскивая едва живую Ершову к шахте лифта. – Нам необходимо как можно быстрее выбраться отсюда, Еву надо доставить к врачу.

Глубокий обморок невесты очень беспокоил Рязанцева.

– Вы арестованы, – сказал Скляров Утюгову, – убийство и покушение на убийство.

Дрыгайло встала с пола и отряхнулась. Лицо Утюгова перекосилось от гнева.

– Вы еще за это ответите! – заорал он, брызгая слюной. – Я знаменитый ученый! Гордость российской науки! Этот парень угрожал мне!

– Не кричите, – поморщился Скляров. – Компетентные органы разберутся, кто прав, а кто виноват. Лично я успел увидеть, как вы выстрелили сначала в молодого человека, а потом в женщину.

Профессор в бешенстве топнул ногой.

– Он мне жить не давал, шантажировал! – сказал он, ткнув пальцем в Гришина.

– Вполне возможно, – спокойно ответил Скляров. – Не забудьте сказать об этом следователю, он во всем разберется.

– Да, разбираться придется долго, – вздохнула Зинаида Валериевна, обводя взглядом холл НИИ, бывшего когда-то цитаделью науки, но ставшего со временем концлагерем для несчастных ученых. По витражу, на котором маленькие кусочки блестящего стекла изображали биологов за работой, полз первый луч восходящего солнца. Луч отражался, преломлялся, как в калейдоскопе, и бросал на стены и пол цветные отблески.

– А где Маргарита? – вдруг спросила Дрыгайло. – Куда она подевалась?

Утюгов не успел ответить, когда бухгалтерша услышала звук работающего двигателя.

– Гараж! Она таки проникла в гараж! – воскликнула Дрыгайло.

– Да, – довольно улыбнулся профессор. – Моя девочка на свободе. А я, ладно уж, посижу в тюрьме лет десять-двадцать. Разве это большой срок по сравнению с тем, что впереди – бесконечность? Как раз проценты набегут в банке.

Он спокойно вытянул руки. Щелкнули наручники. В тот же момент микроавтобус «Мерседес Виано» выехал из гаража и со всей возможной скоростью рванул в сторону леса. В отличие от директора его дочери совершенно не хотелось в тюрьму. В кармане у нее лежала половинка обмылка и фляга с раствором.

«В крайнем случае, крошки обмылка можно будет дорого продать, – думала она, – например, тому же Сене Плохоцкому или Филиппу Цукерману, а также диабетикам и другим больным с нездоровыми генами. Это будет моя страховка на всякий случай. А вдруг мои счета в Швейцарии арестуют?»

Микроавтобус вяз в грязи, буксовал, но продолжал продвигаться вперед. Рита посмотрела на себя в зеркальце заднего вида – на лице еще виднелись пигментные пятна, в мышцах чувствовалась ломота, желудок буквально выворачивало, но в целом она была счастлива – Утюгова вновь становилась молодой и красивой. Она была свободна, богата и не имела никаких моральных ограничений.

Полковник забрался на крышу лифта и втащил туда Еву. Голова ее болталась, словно она была не человеком, а куклой.

«Боже, что с ней случилось?!» – с ужасом подумал Владимир Евгеньевич, чувствуя под пальцами не привычную шелковистую кожу, а жесткую шерсть.

Вслед за Рязанцевым поднялась Лариса, которую хорошенько подтолкнул Коршунов, и Комиссаров, царапающий когтями по металлу. Последним на тесную площадку взобрался Виктор.

– Соня! – закричал он вверх.

– А? Что? – ответил из темноты девичий голос.

– Ты спускаешься?

– Нет, я просто повисла на тросе! – крикнула Пчелкина. – Спуститься не могу, сил не хватает.

– Ну и правильно! Сейчас мы будем подниматься! – закричал Виктор.

Рязанцев посмотрел на трос. Тот змеился и слегка дрожал в свете фонарика.