Сезанн

Рай да и только! Время первой любви. Радости провинциальной жизни. Пару раз Сезанн и Золя устраивали концерты под окнами одной местной красотки — хозяйки зелёного попугая. Золя исполнял свою партию на корнета-пистоне, Сезанн на кларнете. Оба играли в местном оркестре, в обязанности которого входило встречать на вокзале эксских чиновников, ездивших в Париж за наградами, и обеспечивать музыкальное сопровождение разных торжественных мероприятий и религиозных процессий. Добились ли друзья благосклонности красавицы с зелёным попугаем, исполняя ей свои серенады? Похоже, нет. Да это было и неважно, они просто развлекались: собирались вместе и устраивали весь этот тарарам. Ну и что, что Сезанн был плохим музыкантом? Ну и что, что он выводил из себя учителя сольфеджио?

В 1856 году интернатская жизнь Сезанна и Золя закончилась. Отныне они были гораздо свободнее, в отличие от Байля, который всё ещё оставался в стенах коллежа. Сезанн закончил третий класс [15]и даже удостоился награды за успехи в учёбе: он виртуозно сочинял латинские и французские стихи. Зато рисовал он довольно посредственно, так что по этому предмету обошёлся без всяких поощрений.

Двое друзей словно с цепи сорвались. Теперь каждую свободную минуту, будь то летние каникулы или просто выходные дни, они на пару куда-нибудь уносились, опьянённые поэзией, своими грандиозными планами, предвкушением счастья. Они бродили по окрестностям, с каждым разом забираясь всё дальше, поднимались на гору Сент-Виктуар, доходили до Гарданны — симпатичной деревушки с устремлённой ввысь старой колокольней, оттуда — вдоль горной цепи Этуаль — до Пилона дю Руа [16]и даже до самого Эстака. Этот посёлок притулился у края Марсельской бухты: дикий берег, красные скалы, сосны, буйство ярких красок. Разве можно представить себе, что Сезанн стал бы Сезанном без этих великолепных пейзажей, что вошли в его плоть и кровь? «Богатство цвета помогает добиться законченности формы», — скажет он однажды Эмилю Бернару [17]. Постигать это он начал уже тогда, в ранней юности. Словно бросая вызов окружающим, друзья доводили себя до изнеможения в этих дальних походах, возвращаясь усталыми, слегка одичавшими и отрешёнными от повседневности, тогда как их товарищи по коллежу, чьи интересы лежали совсем в другой плоскости, уже хаживали по кафе и убивали время за игрой в карты. Наши же герои бежали человеческого общества и, вторя Руссо [18], мечтали обосноваться на берегу Арка, небольшой речушки, протекавшей на юге от Экса, чтобы «жить там, как дикари, купаясь целыми днями и имея при себе пять-шесть книг, не больше» [19]. И каких же книг? Естественно, Гюго [20], но также Мюссе [21], которого они недавно открыли для себя и чьи стихи наперебой друг другу декламировали. Два юных романтика! Им, как Флоберу [22], необходима была хорошая прививка реализма, чтобы избавить их от миазмов химерических фантазий, и она не заставила себя ждать. Как-то друзья ушли слишком далеко от дома и решили заночевать на природе. Устроили себе импровизированный бивак в какой-то пещере и, словно двое бродяг, улеглись в ней, высунув головы наружу и любуясь на звёзды. И вдруг разразилась гроза: гром грохотал так, что деревья и скалы содрогались от его раскатов, а летучие мыши словно посходили с ума. Не помня себя от страха, в два часа ночи путешественники сломя голову помчались домой.

Итак, решено: они оба станут поэтами. Золя вынашивал планы создания грандиозной эпопеи в стихах из трёх песен под общим названием «Цепь поколений», в которой будет отражена вся история человечества. (Впоследствии он ограничится тем, что напишет в прозе «Естественную и социальную историю одной семьи во времена Второй империи», то есть не откажется от идеи создать фундаментальный труд, просто не сразу определится с его формой.) Сезанн тоже станет поэтом, ведь сочинять стихи для него плёвое дело. Поэзия принесёт им обоим славу, богатство, любовь женщин, и Париж падёт к их ногам.