Сезон

Мне показалось, что я воочию вижу командира батальона склонившегося над картой в желтом свете коптящей снарядной гильзы. Он решает непосильную задачу – как захватить проклятый опорный пункт своими поредевшими ротами. У немцев отлично работает связь достаточно боеприпасов, их прикрывает минометная батарея, откуда – то со стороны лесничества. У нас же нет ни артиллерии, ни авиации. Нет никакой поддержки, кроме трубки полевого телефона из которой доносится крик командира полка: «Взять высоту!».

И еще есть люди. Есть красноармейцы, которых он вынужден посылать раз за разом на пулеметы, выполняя приказ. Поэтому с каждой атакой их становится все меньше, а разрывы немецких мин ложатся все точнее среди цепей атакующих.

И тут командиру батальона докладывают, что есть такой лесник Евсей Петрович, который готов провести нашу роту через лес к немецкой минометной батарее.

Мои раздумья прервал голос старухи:

– На вот смотри.

Она положила на стол потемневшую от времени кожаную полевую сумку, местами покрытую налетом плесени, какими-то черными пятнами и изгрызенную по углам.

Потрескавшийся ремешок застежки тяжело поддался и сумка открылась. Сначала из нее посыпался мышиный помет, потом на стол брякнулся маленький карманный пистолетик когда-то бывший никелированным, а теперь слегка заржавленный. Черные пластиковые щечки рукоятки украшал тисненый вензель.

Это был «Браунинг» образца 1906 года – несерьезная игрушка калибра 6,35 мм., с автоматическим предохранителем. Вживую такой я видел впервые.

Я повертел его в руках и, оттянув защелку, с трудом вытащил магазин, в котором желтели латунными боками шесть патронов.

Старуха с любопытством следила за моими манипуляциями.

– Зажигалка что – ли?

– Она самая, – ответил я, вытряхивая из сумки остальное содержимое.

В одном отделении оказалась небольшая книжица карманного формата в картонной обложке с тисненой звездой и надписью «Боевой устав пехоты Красной Армии», пачка писем – треугольничков перетянутая резинкой, толстая общая тетрадь да пожелтевший лист карты – трехверстки сложенный вдвое.

В другом отделении лежала пара химических красно-синих карандашей заточенных с двух сторон и завернутые в тряпицу, окантованные золотой тесьмой, красные петлицы с малиновыми кубиками.

Все письма были адресованы Самохину В. С. Отправители были разные в основном из войсковых частей. Общая тетрадь к моей радости оказалась дневником, на титульном листе которого было аккуратно выведено печатными буквами «Самохин Василий Степанович». В дневнике оказались исписанными всего несколько страниц. Карандашные строки, местами стершиеся и поблекшие, читались плохо, поэтому я решил заняться ими позднее.

Потом был долгий вечер. Вызванный мной по рации Игорь со своими помощниками вытаскивали из ямы за сараем останки красноармейцев и раскладывали их по мешкам.

Старуха уговаривала нас остаться переночевать и когда мы отказались, заставила пообещать сообщить ей, если установим личности бойцов. Она дрожащей рукой сунула мне в карман бумажку с номером мобильника сына.

– Как захороните, обязательно позвоните! А не сделаете, значит, плохие вы люди.

В лагерь мы вернулись уже за полночь.

Глава 4. Дневник лейтенанта

Витька я застал сидящим в шатре на раскладном стуле. Под ногами у него громоздилась груда ржавых винтовочных стволов и затворных коробок, среди которых он пытался выбрать более сохранившиеся. Несколько затворов, два четырехгранных штыка, менее изъеденные ржавчиной, чем остальные, лежали на столе.

– Физкульт привет! – кивнул я ему, тяжело опускаясь на стул, – все не угомонишься?

– Еще один чистоплюй выискался, – проворчал Витек, склонившись над винтовкой, пытаясь раскачать и снять с нее штык.

К оружию он питал прямо – таки неодолимую страсть. Каждый найденный ржавый ствол был для него желанной находкой. Если невозможно было восстановить его до рабочего состояния, то Витек забирал сохранившиеся запчасти, над которыми потом пыхтел дома с напильником.

Иногда он демонстрировал результаты своих усилий. В основном это были обрезы трехлинеек. Неказистые на вид все в кавернах с грубо вытесанным цевьем, они тем ни менее безотказно работали, оглушительно бабахая и выплевывая огненные снопы искр. Ни о какой точности естественно речи не шло, дай бог при выстреле удержать обрез двумя руками. Но Витек справлялся и одной, с десяти метров попадая в консервную банку. Это был хороший результат, учитывая, что из-за сильной отдачи дуло обреза взмывало в небо, и надо было иметь недюжинную силу, чтобы остановить его полет.

Витек очень гордился таким умением. Иногда на выезде в лесу крепко выпив, он доставал из рюкзака одного из своих уродцев и демонстрировал всем желающим. Апогеем его оружейного гения стал собранный из нескольких экземпляров, отполированный до блеска и вполне исправный наган, к которому он никак не мог найти патроны.

Игорь терпеть не мог эти опыты и во время совместных выездов они все время ругались.