– Нет, не шучу. – И она поцелуем поставила точку – Ты не боишься и не стыдишься. Ты так же сильно любишь играть, как и я. – Она застенчиво улыбнулась. – Иногда у меня возникают глупые, извращенные желания – они ничего не значат, но мне все равно хочется их удовлетворить. Ты единственный мужчина из всех, кого я знаю, который хочет разделить их со мной. Ты прелесть, Джим, потому что не боишься показаться глупым. Поэтому я тоже могу быть глупой рядом с тобой. А кроме того, ты выглядишь лучше меня в моей ночной сорочке.
– Нет, хуже, – возразил я. – На тебе она оттопыривается в двух местах, а на мне только в одном.
– Это дело вкуса, – сказала Лиз, и по какой-то причине это показалось нам таким смешным, что мы начали смеяться и не могли остановиться.
Мы хохотали так сильно, что едва не задохнулись. Пароксизм веселья унес нас безнадежно далеко. Каждый раз, когда кто-нибудь останавливался, чтобы перевести дыхание, смех другого снова заражал обоих. Она лежала на мне и ничего не могла поделать с собой, а истерические спазмы накатывали на нас волна за волной. Мы смеялись, хихикали, хохотали, икали, задыхались, изнемогая от беспричинного смеха.
А потом, когда мы наконец пришли в себя, не имея даже сил отдышаться, я глупо ухмыльнулся и сообщил: – А знаешь, мне нравится в твоей рубашке. Я имел в виду сразу обе причины.
– Мне тоже нравится в моей рубашке.
Она позволила своим пальцам заняться исследованием, они прошлись вниз и вверх, потом внутрь, пока она не обнаружила единственную часть моего тела с гладкой кожей и ласково проследила ее по всей длине. Ее пальцы были как бархат.
– Если ты будешь продолжать стоять на своем, – простонал я, – мне придется вылезти из рубашки.
– Если ты будешь продолжать стоять, – со значением заметила Лиз, – то мне придется влезть в рубашку.
– Давай! А ну-ка рискни!
И она рискнула. И я рискнул. Мы оба рискнули. Целых два раза.
Потом Лиз заказала завтрак прямо в постель. Его принес Шон. Свежие яйца, взбитые с маслом! Апельсиновый сок! И настоящий кофе! Подарок от капитана. Шон показал себя безукоризненным джентльменом. Он подавал еду, не замечая моего наряда. Возможно, ему доводилось видеть гораздо больше, чем я мог себе представить. Но я был слишком хорошо воспитан, чтобы спросить.
Он, впрочем, намекнул, что рубашка надета задом наперед.
– Лучше, если этикетка будет сзади. Позовите меня, когда потребуется еще что-нибудь.
Лиз сумела удержаться от смеха, пока дверь за ним не закрылась. А потом едва не прыснула кофе на одеяло.
– О господи, – задохнулась она. – Ну и репутация у тебя будет.
– В тебе говорит ревность, – фыркнул я. – Как ты думаешь, в розовом я был бы таким же хорошеньким?
«Горячее кресло», передача от 3 апреля (продолжение):
РОБИНСОН… Хорошо, доктор Форман. Давайте вернемся к этой вашей «сердцевинной группе». Хторран-ское заражение – идеальное прикрытие для ваших замыслов. У вас же есть секретный план, не так ли?
ФОРМАН. Если я вам скажу, каким же он будет секретным?
РОБИНСОН. Ага!
ФОРМАН. Это шутка, Джон. Вы помните, что такое шутки, а?
РОБИНСОН. Но у вас все-таки есть секретный план, не так ли?
ФОРМАН. Это никакой не секрет. Просто план.
РОБИНСОН. А?..
ФОРМАН. Секретный план заключается в том, что нет никакого секретного плана. Сердцевинную группу интересует не власть, а операционный контекст. Если я могу позволить себе маленький каламбур, то контекст – это текст и все остальное тоже.
РОБИНСОН (бросает скептический взгляд в камеру}. Кончайте трепаться, док. Если хотите поговорить о том, как сражаться с червями, я к вашим услугам. Но когда вы начинаете толковать о контекстуальных сферах сознания, я просто засыпаю. Все, что вы говорите, по сути сводится к одному: нам не победить червей, пока мы не выработаем правильного мировоззрения. Вы используете это как предлог, чтобы исподволь влиять на выборных лиц, принимающих решения. Ладно, хотел бы я знать, кто выбирал вас?
ФОРМАН. Вот оно! Вам мешает скептицизм. Вы продолжаете считать, что находитесь вне сферы самосознания. Вы не осознаете, что вы, и ваше шоу, и наша дискуссия – все это составные части процесса. Потому и ведете себя так, словно не несете ответственности за все остальное, что происходит в этой сфере самосознания.
РОБИНСОН. Перестаньте, перестаньте сейчас же – помните, о чем мы договорились? Если вы собираетесь жить на этой планете, то должны говорить на нашем языке. А сейчас вы что сказали? Можете перевести это на нормальный человеческий язык?