– Я же ответил на твой вызов, разве нет?
– Джим!
– А?
– Слушай меня. Потерпи еще минуту, чтобы я могла определить направление. Никуда не уходи, ладно?
– Ладно.
– Обещаешь?
– Обещаю. Ты можешь побыстрее?
– Что случилось?
– Ничего. Просто… кажется, я все-таки немного поранился.
– Где?
– Везде. Больно дышать. Глотать больно. Можешь принести немного воды?
– Держись. Я люблю тебя.
Послышался щелчок, и голос Лиз исчез, казалось, навсегда, а я остался лежать на испещренной светлыми пятнышками подстилке джунглей и слушать, как что– то с хрустом продирается сквозь кроны деревьев и мягко ударяется о влажную землю. Откуда-то из глубины изумрудного сумрака доносились крики о помощи.
– Эй, кто-нибудь! Есть здесь кто-нибудь?
– Я здесь есть, – отозвался я, но у меня не хватило воздуха, чтобы сказать это громко. – Здесь.
… Незваное пестрое насекомое зажужжало перед моим лицом – яркий шепот, от которого нельзя отмахнуться. И далекий хор, мягкая стена голосов. Слова я не разбирал, понимая только их смысл: «Джимбо, не спи, мы идем». А потом пришло ощущение, что меня поднимает на свои сильные и уютные руки что-то защищающее от опасностей, что-то золоти сто-розовое, ангельское, мужественное, с восхитительным запахом пота и сосны; отдаленные голоса бормочут что-то невнятное об уровне сахара в крови, болевом пороге, заторможенности, что-то о коленной чашечке…
– Здесь! Здесь кто-то есть!
В мои глаза бьет свет. Фонарик. Я открываю глаза, зажмуриваюсь, снова открываю. Вокруг царит какой-то кошмар. Повсюду огни. А поверх всего по-прежнему полощется и сверкает розовый саван корабля. Огромный потолок, мерцающий золотыми огнями.
– Это Маккарти. Бог мой!
– Что вы, зовите меня просто Джим.
– Он жив?
– Кажется. Да. Мертвец не может так плохо выглядеть. Капитан Маккарти? Вы меня слышите? Это Зигель. Он жив! Давайте сюда носилки!
Мне как-то удалось прохрипеть: – Где… Лиз?
– Кто?
– Генерал… Тирелли?
– Простите, я не знаю. Ее пока не нашли.
– Она же говорила по телефону…
Я помахал своим аппаратом перед Зигелем. Он взял его и нахмурился: – Прости, но он не работает, Джим.
– Не может быть! Я только что говорил с ней. Она просила меня продержаться.
– Джим, какое сейчас время суток?
– О чем ты говоришь? Как какое? День. Мы только что свалились на деревья и…
– Джим, уже почти полночь. Ты был без сознания. Теперь все хорошо. Помощь уже идет. Просто не двигайся.
– Но это Лиз послала тебя, разве нет?
– Никто не видел ее, Джим. И не слышал.
– Она по-прежнему на дирижабле. В коридоре возле конференц-зала. Пытается выбраться на крышу. Она позвонила по телефону.
Я говорил с трудом, но это необходимо было сказать. Зигель заколебался.
– – Вы слышали? – сказал он кому-то по телефону. – Проверьте конференц-зал.
– Он раздавлен всмятку…
Я не узнал голос. Кто-то из экипажа?
– Проверьте коридоры, – приказал Зигель. – Быстро!
– Зигель!
– Да, капитан?
– Я больше… не капитан. Я… индейский проводник. Что ты здесь делаешь? Я видел, как тебя раздавило.
– Не до конца, сэр. Держитесь, сейчас будут носилки. Грузовой трюм превратился в месиво, но команда осталась в живых. Вы тренировали нас лучше, чем думаете. Теперь мы лазаем туда и сюда по веревке. Доктор Майер снова открыла медпункт. Так что полезем обратно на деревья.
– Такой большой пробки не существует – этот корабль больше не взлетит.
– Не волнуйтесь. С нами все в порядке. У Лопец работает передатчик. Есть связь с сетью. Где мы – известно. Вертушки уже в пути. К завтрашнему вечеру отсюда заберут всех. Что-нибудь чувствуете, когда я нажимаю?
– Нет.
– А вот так?
– Нет.
– А вот…
– У-у! Да, черт возьми! Перестань. – А когда самая сильная боль прошла, я спросил: – Я не могу двинуться, чтобы посмотреть. Что это?
– Ваша нога. Точнее, колено. Просто лежите спокойно, сейчас придут санитары.
Он пожал мне руку. Потом его рука скользнула немного вверх, на мое запястье. Проверить пульс.
– Как обстоят дела?
– Мы разбились.
– Кроме этого, известны какие-нибудь подробности?