Сезон дождей

Море ревело. Приближаясь к берегу, волны выпрямляли стать и, опустив белое забрало пены, с ревом рушили свою мощь на скалы, что держали оборону в метрах пятидесяти от берега. И на фоне нежно-сиреневого безоблачного неба пронзенные лучами солнца брызги воды казались россыпью драгоценных камней – фиолетовых, зеленых и цвета граната.

Одинокая фигура метельщика Бориса медленно брела по безлюдному пляжу.

– Интересно, месяц как закончился купальный сезон, спасатели сидят дома. А вы ловите на пляже случайный мусор, – улыбнулся Евсей Наумович. – Пусть мусор убирает ветер.

– Где вы видите ветер? – Борис явно обрадовался собеседнику. – И потом, у меня, слава Богу, контракт до Нового года. Есть мусор, нет мусора, я должен быть здесь.

Евсей Наумович поставил стульчик, снял халат и сел. Борис встал рядом, прислонившись плечом к столбу вышки и загородив собой море.

– Сядьте, Боря, – попросил Евсей Наумович. – А то из-за вашего живота я не вижу ни прекрасного вашего лица, ни моря и, скажу больше, не вижу солнца.

– Мне всякое говорили, но что я заслоняю солнце, слышу впервые, – засмеялся Борис. – Точно Бог наш, Ягве.

Борис огляделся и присел на ближайший каменный валун. Живот, точно гондола дирижабля, наполовину накрыл его колени.

– Кстати, о Ягве, – подхватил Евсей Наумович. – Я оставил ему записку в Стене Плача.

– А что вы написали?

– Тайна, Боря.

– А… Халоймес! – выдержал паузу метельщик. – Вы знаете, что такое халоймес? Чепуха! Я несколько раз имел с Богом дело через переписку. Просил жениха для Софы, моей дочки. И что?! Ни хрена, как горох об стенку. А девочке уже за тридцать. Она уже лопается от спелости. Говорит, на пляж ходит столько народу, а ее отец – как слепой и глухой! У вас нет для нее жениха? Пусть приезжий, я ему дам крышу и работу в своей бригаде.

– Метельщиком на пляже?

– А что? Не такая уж и плохая работа для начала. Вы знаете, сколько имеет метельщик на пляже, скажем, в Эйлате? Или на Мертвом море? Они приезжают на работу в японскмх автомобилях. И это без знания иврита. А был бы еще иврит.

– Они бы подметали в кнессете, – подхватил Евсей Наумович.

– Вы были в кнессете?

– Был, Боря. Даже видел, как два депутата пихали друг друга в коридоре.

– Наверно, не поделили бюджет. Там такие бывают драки, что джихад может отдыхать. Расколошматят страну без всяких арабов. Потом будут рвать пейсы и клянчить у Ягве прощение. А где вы еще были?

– Где мы только не были, Боря! Оказывается, Израиль огромная страна, стянутая, как шагреневая кожа.

– Да, наш Израиль большая страна. – с удовольствием согласился метельщик. – От снегов Хермона до Красного моря, где люди купаются круглый год. А вы были в Хайфском Технионе? Люди говорят, что его диплом ценится выше Бостонского Технологического института, – с пафосом проговорил метельщик Борис. – Откуда я знаю? Мой племянник его закончил, так его рвут на части, он не успевает подсчитывать свою зарплату.

Метельщик Борис повернул носатое лицо к морю, словно надеясь на поддержку своих слов. И море, рокотом, его поддержало.

– Утром я видел у автобуса вашего гида, – проговорил Борис. – Он раньше служил в мештаре. Помню, он гонял друзов с митинга.

– Каких друзов?

– Мусульман-шиитов. Они живут на Кармеле, в своих деревнях. Друзы устроили митинг на шуге, требовали, чтобы их уровняли в правах с евреями. Чудаки! Хотели, чтобы их гоняли по всем свету, сжигали в печах, унижали и расстреливали. Они хотели судьбу евреев. Вы видели хайфский шуг?

Евсей Наумович кивнул. В первый же день всю группу повели на шуг, двуярусный базар – шумное, красочное столпотворение, где можно было купить все, что люди едят и носят на себе.

– Ну и что, тот полицейский? – спросил Евсей Наумович.

– Он был очень строг с друзами, настоящий сабр. Прошло несколько лет, а я все помню его верхом на лошади. Это он тогда кричал в микрофон: «Хотите быть евреями? Хотите, чтобы вас гнали, унижали и расстреливали во всем мире четыре тысячи лет? Или хотите только получать социальное пособие и плевать в потолок?» Тогда многие газеты печатали его фотографию на лошади. И эти слова. Он был очень красив, настоящий Маккавей! Я думал, что он сидит в кнессете, а оказывается, он работает гидом.

Борис уперся руками в валун, приподнял свой бабий зад и, кряхтя, выпрямился. Затем, протянул Евсею Наумовичу жесткую, точно совок, ладонь и побрел, зарывая ноги по щиколотку в песок.

Надо бы и Евсею Наумовичу вернуться в гостиницу. Позавтракать, собрать чемодан и, если останется время, погулять вблизи гостиницы. Перейти мост над железной дорогой и побродить по кладбищу, среди воинских захоронений. Можно из любопытства заглянуть и в огромный супермаркет – каньон.

Евсей Наумович достал из кармана халата полшекеля.

Море встретило его предостерегающим рычанием, словно большой пес из конуры. Морю не нужны подачки, оно не станет унижаться и ластиться из-за каких-то пятидесяти агарот, пусть Евсей Наумович все крепко взвесит.