Сезон гроз

Названный Микитой великан, наверняка телохранитель его преподобия шефа, был метисом, результатом скрещивания огра и краснолюда. Результатом стал лысый краснолюд ростом порядком выше семи футов, совершенно без шеи, с кудрявой бородой, с выпиравшими, словно у секача, зубами и с руками, свисавшими до колен. Подобные помеси встречались нечасто, считалось, что виды эти абсолютно различны генетически – нечто вроде Микиты не могло возникнуть естественным путем. Видимо, не обошлось здесь без исключительно сильной магии. Магии, кстати сказать, запретной. Ходили слухи, что многие волшебники на этот запрет внимания не обращают. И доказательство истинности подобных слухов было у Геральта прямо перед глазами.

Уселись, согласно с обязывающим здесь протоколом, на двух плетеных стульях. Геральт осмотрелся. В дальнем углу, на большом шезлонге, две полуобнаженные дамы были заняты друг дружкой. Поглядывал на них, одновременно кормя пса, маленький, невзрачный, сгорбленный и совершенно никакой мужчина в свободных, цветных, вышитых одеждах и феске с кисточкой. Скормив псу последний кусочек омара, мужчина вытер руки и развернулся.

– Приветствую, Лютик, – сказал он, присаживаясь перед ними на что-то, что слегка напоминало трон, пусть даже из ивняка. – Мое почтение, господин Геральт из Ривии.

Преподобный Пираль Пратт, считающийся – и не без причин – шефом организованной преступности целого региона, выглядел мануфактурным купцом на покое. На пикнике бывших мануфактурных купцов он непременно сошел бы за своего. По крайней мере издалека. Осмотр вблизи позволял разглядеть в Пирале Пратте то, чего у мануфактурных купцов не бывает. Старый, бледный шрам на скуле, след от пореза ножом. Кривая и зловещая усмешка на узких губах. Светлые, желтоватые глаза, неподвижные, словно у питона.

Долго никто не прерывал молчания. Откуда-то из-за стены доносилась музыка, слышался гомон.

– Я рад видеть и приветствовать вас обоих, господа, – отозвался наконец Пираль Пратт. В его голосе явственно звучала давняя, нержавеющая любовь к дешевому, плохо дистиллированному алкоголю.

– Особенно я рад видеть тебя, певец, – преподобный улыбнулся Лютику. – Мы не встречались со свадьбы моей внучки, каковую ты украсил своим выступлением. И я недавно вспоминал о тебе, поскольку еще одной моей внучке что-то слишком чешется замуж. Полагаю, по старой дружбе ты не откажешь и на сей раз. Что? Споешь на свадебке? Не заставишь себя упрашивать как тогда? Не придется мне тебя… переубеждать?

– Спою, спою, – поспешил с уверениями Лютик, слегка побледнев.

– А нынче, – продолжал Пратт, – ты приволокся, полагаю, расспросить о моем здоровье? Так оно в полной заднице, это мое здоровье.

Лютик и Геральт не спешил с комментариями. Огрокраснолюд смердел мускусом. Пираль Пратт тяжело вздохнул.

– У меня, – сообщил, – открылась язва желудка и пищевода, а потому прелести стола мне, увы, не доступны. Диагностировали у меня больную печень и запретили пить. Добавьте сюда дископатию – позвонков как отдела шейного, так и поясничного, что вычеркнуло из моих развлечений охоту и прочие виды экстремального спорта. Лекарства и лечение жрут уйму денег, которые прежде я привык тратить на азартные игры. Копьецо мое еще, скажем так, поднимается, но сколько же надобно труда, чтобы оно восстало! Скорее умаешься, чем утешишься… И что ж мне остается? А?

– Политика?

Пираль Пратт засмеялся так, что затряслась даже кисточка на феске.

– Браво, Лютик. Как всегда, в цель. Политика, о, да, это нынче аккурат по мне. Сперва я не был настроен благосклонно к подобным делам. Подумывал взяться как следует за разврат и инвестировать в публичные дома. Но покрутился меж политиков и многих узнал. И убедился, что лучше иметь дело со шлюхами, потому как у шлюх – хоть какая-то честь и какие-никакие правила. Однако ж из борделя не сумеешь править так же хорошо, как из ратуши. А править хотелось – если, как говорится, не светом, так поветом. Как гласит старая пословица, коль не можешь их победить – присоединись к ним…

Он прервался, оглянулся, вытягивая шею, на шезлонг.

– Не филонить, девушки! – крикнул. – Не притворяться! Больше, больше огня! Хм-м… На чем я остановился?

– На политике.

– Ах, да. Но политика политикой, а у тебя, ведьмак, украли твои прославленные мечи. Разве не из-за этого дела я имею честь тебя привечать?

– В самую точку: именно из-за этого.

– Кража мечей, – покивал Пратт. – Болезненная утрата, полагаю? Наверняка болезненная. И невосполнимая. Ха, я всегда говорил, что в Кераке – вор на воре. Люди тамошние, дай лишь слабину, украдут – известное же дело – все, что не прибито накрепко гвоздями. А на случай вещей прибитых накрепко носят они с собою фомку.