Сезон колдовства

Движение здесь не прекращалось никогда. Караваны тянулись и днем, и ночью. Западные ворота пожирали телеги с тюками, а южные выплевывали деревянные колесные остовы. Сумасшедший поток, такой слегка застопорится — и пиши пропало. Именно по этой причине никаких подорожных с гостей не требовали. Везешь товар — и ладно. Только внимательные взгляды стражей проводят тебя до внутренних стен, а дальше гуляй на все четыре стороны. Главное, не забывай отдать непомерный налог. Будешь ты торговать или покупать — дело твое. Но за гляделки заплатишь звонкой монетой. Сколько я себя помнил, Фрагед всегда знал себе цену и подстраиваться под внешние веянья других подданств не собирался. Даже во времена Сезона охоты здесь не поднимали мост и продолжали крутить торговые жернова. Галдящие стены не должны отвергать случайного путника, будь он хоть праведник, хоть грешник, — говаривал наместник Фред-Ба. После его смерти бразды правления перешли к его сыну, но слова знаменитого родителя до сих пор красовались на памятных табличках при въезде в город.

Пропустив вперед караван с пряностями, я немного замедлил шаг. Стражи крутились везде: возле ворот, на стенах, даже среди путников вальяжно прохаживались патрули, облаченные в легкую серебристую кольчугу. А вот перегринов не было нигде.

— Что случилось? — шепнула на ухо Кейтлин.

— Странно, здесь только местная стража, — ответил я. — А моих собратьев по ремеслу не видно и не слышно.

Колдунья повела носом. Загадочно улыбнулась и произнесла одними губами:

— Не волнуйся, они здесь. Скоро сам увидишь.

— Ты их чувствуешь? — удивился я.

— Конечно, у вас ведь особый аромат.

— Какой еще аромат?

— Высокомерия, муренмук. Высокомерия…

Первые ворота мы миновали без лишних подозрений. Короткий вопрос, короткий ответ — все-таки великая ярмарка на носу. От недавних холодов не осталось и следа. Все ожидают скорого урожая, вот и спешат скинуть залежавшийся товар. А хорошая торговля — залог щедрых подношений новым и старым богам в счет благосклонности неуступчивой природы, чтобы отвела стороной засуху и обильные дожди.

Прикоснувшись к щеке, на которой красовался глубокий рубец, я немного успокоился. Колдовство работало, а значит можно не бояться, лишнего внимания я не привлеку, поводырь потрудилась на славу.

Когда я посмотрел на свое отражение в мутной глади речушки, возле которой мы остановились на привал, то не поверил собственным глазам. Вернее, единственному глазу, потому как шрам пересекал не только мою правую часть, но и место, где находился зрительный орган.

Вступив под арку ворот, мы оказались в душной тени. Рядом поскрипывала перегруженная повозка, а человеческий гомон сливался в один монотонный гул. Идущие впереди немного сбавили шаг. Каждый проходящий кидал шесть монет за вход в широкий кувшин с узким горлом, висевший на груди представителя церкви. Видимо, нынешний наместник не доверял привратникам и отрядил на этот ответственный пост тех, кто боялся не столько кары земной, сколько небесной. Впрочем, я сильно сомневался, что подобный способ избавит власти от воровства. Этот первородных грех был распространен повсеместно, тем более там, где звонкой монете не было счета.

Внеся свою плату, я бросил короткий взгляд на монаха и его собратьев, застывших возле дверей, которые вели во внутренние лабиринты подвалов под стеной. И моя излишняя осмотрительность пошла мне на пользу — я отчетливо различил на руке одного из облаченных в ряску браслет с изумрудом. Сверху ее скрывала темная повязка, но яркий свет камня, имевшего внутреннюю подсветку, было трудно спутать с чем-то еще.

Лицо монаха скрывал глубокий капюшон, и все же я без труда узнал перегрина Фреда Керзбига. Рядом с ним возвышался Иванкс Ванчерус. На Сфере они были близкими друзьями, а в рейдах постоянными напарниками.

Стало быть, двое уже здесь. А где же остальные? Я сомневался, что совет прислал менее трех пар ученых.

Узкая улица вывела нас в каменные лабиринты города. И хотя толпа поредела, разношерстный гомон только усилился. Нищие, лишенные конечностей инвалиды окружили нас плотным кольцом и обрушились с требованиями совершить подаяние. Попытавшись порваться сквозь живую изгородь, я уперся в клюку одного мерзкого старичка. Тот противно зашамкал беззубым ртом, указал на мой кошелек и напористо заявил:

— Всего пару монет и вали куды хочешь, чужестранец?

Я постарался избавиться от давления в области груди, но лишенный правой ноги инвалид оказался достаточно проворным типом. Изогнутое навершие клюки переместилось в район спины и уперлось мне в шею. Старик притянул меня к себе — в лицо пахнул сладковатый аромат гнили. Изобразив презрительную ухмылку, инвалид хищно прошипел:

— Куды собрался, а? Пока не заплотишь, мимо не пройдешь!

Перехватив клюку, я собирался взгреть мерзкого старикашку, когда понял, что ничего у меня не выйдет. Его сила превышала мою в разы.

— Не шути-и-и со мной, странник, — радость сползла с морщинистого лица, и глаза злобно сверкнули.