Сезон любви на Дельфиньем озере

— Да, ударил по голове. Иначе каким образом могла появиться у меня эта шишка? Давайте рассуждать вместе. Если бы я упала уже в воде, то никак не могла бы стукнуться с такой силой о камень — вода смягчает удары. Разве что можно сильно разбиться во время шторма, но море вчера было абсолютно спокойное. Тем более что, как вы говорите, кожа на макушке была рассечена и шла кровь…

— Может быть, ты упала еще на берегу? — Ясно было, что Ника задает этот вопрос чисто по инерции: уж очень неожиданно прозвучало мое заявление.

— Если бы я упала и ударилась головой на берегу, то я уже не в силах была бы войти в воду. Да это и нереально. Вспомните: Алекс подтвердил вам, что я была в абсолютном здравии. Мы с ним не расставались практически целый вечер до той минуты, как все бросились искать Сашу-толстого. С другой стороны, вы обе видели, как Тошка вытащил меня на берег. Я не успела наглотаться воды — значит, он подхватил меня чуть ли не в то самое мгновение, как я упала. Мое последнее воспоминание перед тем, как я потеряла сознание, — это резкая боль в затылке.

После этого — провал, и дальше, когда я частично пришла в себя, я почувствовала, как Тошка вылизывает меня, и услышала и увидела вас. Я признаю, что все, что было после удара, мне вспоминается очень смутно: и ваши разговоры, и то, как меня нес Алекс…

— Наверное, у тебя было небольшое сотрясение мозга, — сказала Ника, а Вика согласно кивнула.

— Но в одном я уверена точно: кто-то меня ударил, и этот «кто-то» явно желал мне зла, скорее всего — моей смерти. Ведь если бы не сэр Энтони, меня вряд ли бы скоро хватились. Предположим, меня через несколько минут стал бы разыскивать Алекс, но все равно прошло бы много времени, прежде чем на меня бы наткнулись, и к тому моменту я бы уже давно захлебнулась. Проще говоря, я бы утонула, и нашли бы мой хладный труп. Конечно, все бы решили, что это несчастный случай. Интересно все-таки, кому я помешала?

— Есть еще и другой вариант: кто-то, играя, случайно бросил камень — и этот камень точно так же случайно попал в тебя, — выдвинула предположение Ника; впрочем, мне показалось, что она сама в него не слишком верит.

— Может быть, — согласилась я. — Только этот камень попал в меня сзади. Кто-то должен был быть у меня за спиной. Между тем мы с Алексом вошли в воду последними.

Значит, кто-то — специально ли, случайно ли — вернулся к берегу и то ли прицельно ударил меня камнем, то ли случайно швырнул его и попал в меня. Однако, когда вы появились на пляже, все уже были далеко от берега — кроме меня и Тошки, разумеется.

Тут нас прервали: во всей своей красе в домик ворвался герой вчерашней ночи — Тошка, а вслед за ним появилась и его хозяйка. К сожалению, местная акустика сыграла с нами злую шутку, и по мрачному виду Ванды, по ее перерезанному морщинкой лбу было ясно, что она слышала наши последние слова. Она потребовала, чтобы ее поставили в известность обо всем, о чем тут говорилось, и пусть и нехотя, но мы вынуждены были подчиниться. Мне совсем не улыбалось ее пугать, но пришлось — слишком многое из нашего разговора она услышала. Моя тетя помрачнела еще больше и стала непохожа на себя — настолько не идет ей суровое, замкнутое выражение лица. Мы замолкли, но Ванда заставила нас продолжить разговор:

— Ну и кто, по-вашему, мог ударить Танечку?

Вика облизала пересохшие губы, но я ее опередила:

— Я думаю об этом все время, с того самого момента, как проснулась. Кому я могла помешать? Вроде бы у меня нет врагов. Вообще-то, наверное, есть, думаю, многие мои конкурентки еще по спорту были бы в ту пору не прочь утопить меня, но в дельфинарии — кто может не любить меня в дельфинарии?

— Пожалуй, тут ты оторвалась от реальности, — рассудительно произнесла Ника. — У тебя и здесь есть недоброжелатели, но это не значит, что тот, кто тебя не любит, готов тебя убить. Тебя не любит, например, генеральская дочка Люба, но она не любит всех нас, женщин, которые умеют нравиться мужчинам. А ты ей особенно неприятна — я имела возможность наблюдать, какими глазами она следила за тобой и Алексом, когда вы с ним сидели в обнимку у костра.

— В этом случае Люба как раз абсолютно чиста: за секунду до того, как я потеряла сознание, я слышала, как ребята с размаху бросили ее в воду. Точно так же и Саша Ивановский, который имеет повод меня ревновать, отпадает сам собой: он в это время плыл к каракатице.

— Ивановский — это несерьезно, — вставила Вика. — Он каждый год в кого-нибудь влюбляется, страдает, но ни разу ему еще не отвечали взаимностью. В прошлом году он был влюблен в ветеринаршу Люсю из Краснодара. Вот кто действительно страдал: он каждый вечер приходил к ней в гости, а ей было неудобно его прогнать! Но на самом деле он парень добрый и не обидит и мухи.

Я тоже была в курсе этой истории с ветеринаршей. Мало того, что Ивановский преследовал ее своим вниманием, он еще и сочинял для нее серенады.

Я имела счастье слышать отрывки из этих бессмертных произведений — он их напевал монотонным голосом, аккомпанируя себе на гитаре двумя пальцами: