— Не спеши. Не все сразу.
— Операцию делал французский хирург по имени Морис Леру?
— Да. А ты откуда это знаешь?
— Британцы подозревали, что он занимается такого рода делами, работает с тебе подобными. Ты его убил?
Делярош промолчал.
— Красавцем он тебя не сделал. Ты выглядишь ужасно.
— Знаю, — холодно ответил Делярош. — И виноват в этом ты.
— Ты убийца. Мне нисколько тебя не жаль.
— Я не убийца. Я киллер, наемник, профессионал. Разница есть. Сначала я убивал в интересах своей страны, но потом той страны не стало, и теперь я убиваю за деньги.
— Для меня ты убийца.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что в вашей организации нет таких, как я? Перестань, Майкл, ЦРУ тоже пользуется услугами киллеров. Так что, пожалуйста, не пытайся представить себя защитником моральной чистоты.
— Кто нанял тебя убить Дугласа Кэннона?
— Куда ты меня везешь?
— В безопасное место.
— Надеюсь не на конспиративную квартиру ЦРУ?
— Кто нанял тебя убить Дугласа Кэннона?
Делярош посмотрел в окно, потом глубоко вздохнул, как будто собирался нырнуть и долго-долго оставаться под водой.
— Наверно, будет лучше, если я начну с начала, — сказал он наконец и, отвернувшись от окна, посмотрел на Майкла. — Наберись терпения, и я расскажу все, что ты хочешь знать.
Делярош говорил так, словно рассказывал историю чужой, а не своей жизни. Не находя нужного для выражения мысли английского слова, он обращался к другому языку: испанскому, итальянскому или арабскому. С момента убийства им двух агентов службы безопасности не прошло и двух часов, однако никаких признаков душевного смятения, волнения или раскаяния Майкл не заметил. Сам он отнял чужую жизнь только однажды, когда застрелил палестинского террориста из «Сеча Газы» в лондонском аэропорту, и хорошо помнил, что кошмары преследовали его еще несколько недель.
Делярош рассказал о человеке, которого знал под именем Владимир. Они жили в большой, принадлежащей КГБ квартире в Москве, а на выходные и праздники уезжали на дачу за городом. Делярош помнил, что в детстве его звали Николаем и что его отчество было Михайлович. Общаться с другими детьми ему не разрешали. Он не ходил в обычную школу, не занимался в спортивных клубах и не был комсомольцем. Покидать квартиру или дачу в одиночку, без сопровождения Владимира, запрещалось. Иногда, когда наставник болел или уставал, его заменял мрачный, никогда не улыбавшийся тип, которого звали Борис.
С раннего детства Владимир обучал мальчика иностранным языкам.
Иногда, продолжал Делярош, их навещал высокий строгий, одевавшийся в западные костюмы и куривший западные сигареты мужчина. За учебой мальчика он следил так, как мог бы следить скульптор за обретающим формы куском глины. Много лет спустя Делярош узнал, что высокого мужчину звали Михаил Воронцов, что он возглавлял Первый отдел КГБ и был его отцом.
В августе 1968, в возрасте шестнадцати лет, его отправили на Запад, в Австрию, куда он пришел под видом беженца из оккупированной русскими Чехословакии. Делярош выдавал себя за сына чешских диссидентов. Некоторое время он провел в Австрии, потом перебрался в Париж, где жил на улице, пока его не приютила церковь.
В Париже Делярош сделал неожиданное открытие: он мог писать. Владимир запрещал любые увлечения и готовил его исключительно к профессии шпиона.
А потом появился человек по имени Михаил Арбатов, и началась другая жизнь. Ему пришлось убивать.
— Арбатов был моим контролером, — продолжал рассказ Делярош. — Поначалу мне поручали так называемые внутренние дела: диссидентов, потенциальных предателей и все такое. Потом стали давать совсем другие задания.
Майкл на память знал список жертв Октября, хотя и отдавал себе отчет в том, что список этот далеко не полон: испанский министр — убит в Мадриде, высокий полицейский чин — в Париже, исполнительный директор концерна «БМВ» — застрелен во Франкфурте, представитель Организации Освобождения Палестины — в Тунисе, израильский бизнесмен — в Лондоне.