— И это говорит человек, потерявший в схватке с «Архангелом» практически всех своих товарищей, человек, чье тело носит отпечатки этой войны, человек, у которого эти нелюди едва не отобрали любимую женщину!
— Я понимаю, ты бесишься из-за отца. — Николай добавил в свой голос примирительные интонации.
— Как представлю, что он гниет где-то там, в бетонных казематах под Амарилло… Не могу передать, что со мной начинает твориться. — Марк стиснул кулаки. — А более всего бесит собственное бессилие.
Оба друга замолчали. Они наговорили друг другу достаточно. Теперь, в тишине, каждый хотел осмыслить суть сказанного. Удивительно практический ум Грабовского тут же принялся изыскивать план проникновения в город. Все разговоры Николая — это лишь чистейшая теория, а вот отец — здесь, он рядом, он ждет помощи. Пока в голову приходило всего два варианта. Первый — проникнуть в Амарилло под видом какой-нибудь разведывательной или патрульной группы, возвращающейся после выполнения задания. Второй — сдаться в плен, а затем, находясь уже в городе, совершить побег. Что-то подобное уже проделали Микульский с Мартинесом. Если получилось у них, почему не получится у него? Только вот следует запастись некоторыми полезными штуковинами, незаметно вшитыми в комбинезон. Над списком именно таких шпионских принадлежностей как раз и размышлял разведчик, когда его окликнул Строгов:
— Марк!
— Чего?
— Что ты имел в виду, когда говорил, что Луизу едва не отобрали у меня?
— А она тебе ничего не рассказывала?
— Когда? Во время боя? Во время нашей головокружительной посадки? Или, может, когда мы, будто очумелые, гребли песок из-под брюха завязшего планетохода? За те пару суток, которые минули с момента нашей встречи, наедине мы оставались всего несколько коротких минут.
— Понимаешь, я сам особо не в курсе. Моришаль как-то сказал…
— Хватит темнить. Раз начал, так договаривай.
— Ну, еще дома, на Корсике… — Грабовский терялся, с чего начать. — Пока Луиза лежала в госпитале и находилась без сознания… Короче, туда и заявились агенты «Архангела».
— Стоп! Луиза была в госпитале, да еще и без сознания?! Что с ней произошло?! — В голосе Строгова слышалась нешуточная тревога.
— А ты готов это услышать и не перевернуть планетоход вверх тормашками?
— Говори.
По интонации друга Марк понял, что подготовил его к тяжкому испытанию.
— Она потеряла ребенка.
Грабовский внутренне подобрался, ожидая, что вот-вот придется уворачиваться от кусков вдрызг разбитой приборной панели. Однако летели секунды, за ними ползли минуты, а Великий Мастер даже не шелохнулся. Он походил на робота, у которого от короткого замыкания расплавился главный процессор. Быть может, именно аналогия с перегоревшим электроприбором и заставила разведчика заговорить первым. Протянув руку, он толкнул Николая в колено.
— Э… Ты в порядке?
— Ребенок… Я не подумал, что у нее мог быть ребенок. — Строгов говорил сам с собой. Это был бесстрастный голос человека, находящего под глубоким гипнозом.
Грабовский от удивления даже открыл рот. Он прекрасно знал своего друга. Благородный, чуткий, горячий сердцем рыцарь без страха и упрека. И вдруг полное отсутствие эмоций, причем по поводу таких ужасных и мучительных событий. Ведь речь идет не о ком-нибудь, а о его собственном ребенке. В душе Грабовского вскипело справедливое негодование.
— Ник, это был твой ребенок!
Разведчику стало не по себе, когда на него уставились горящие лазуритово-синие глаза.
— Плохо, очень плохо.
— И это все, что ты можешь сказать?
Марк не мог понять, что творится с Николаем. Пару минут назад тот искренне волновался за свою подругу, был живым чувствующим человеком, и вдруг… Вдруг такая перемена. Ни дать, ни взять — Терминатор, Железный Дровосек без сердца!
— Она что-нибудь помнит?
— Не знаю, мы с Луизой это не обсуждали. — Вопрос Мастера еще больше разозлил Грабовского.
— А что рассказывал Моришаль?
— Рассказывал, что Луиза, как пушинки, раскидала двух здоровенных амбалов и кинулась бежать. На ступеньках госпиталя Моришаль ее и перехватил. За ними была погоня, но ты ведь знаешь капитана… За рулем он бог.
Великий Мастер кивнул. Но сделал он это чисто автоматически. Судя по всему, мысли великого воина блуждали где-то очень далеко. Глядя на непроницаемое лицо друга, Грабовский не выдержал:
— Слушай, до тебя вообще дошло то, что я сейчас рассказал? Погиб твой ребенок, и твоя женщина сама чуть не отдала богу душу.
Марк специально делал акценты на словах «твой» и «твоя».
— Когда это произошло?
— Ну ты совсем непробиваемый! — Марк всплеснул руками.
— Неужели будет лучше, если я стану расспрашивать об этом Луизу?
— Месяцев шесть-семь назад, если верить Моришалю. Да ты сам его спроси. Для тебя это ведь не проблема, телепат хренов!
— Шесть-семь месяцев… — Николай повторил вслух. — Тогда получается, что выкидыш произошел на пятом месяце беременности.