Сезон охоты

Молчун только тяжело вздохнул. Остальные не пошевелились, только продолжали смотреть на меня. Хотя, может, и не на меня. Я дважды моргнул, изменяя видимый спектр зрения, и стал разглядывать пищеварительную систему Болтуна, у киборга она оказалась четырёхкамерной.

— Скажи, Молчун, а почему киборги до последнего цепляются за пищеварительную систему?

Я снова нарушил молчание. И снова долгая тишина. Я было хотел что-то ляпнуть, но неожиданно для меня заговорил Болтун.

— Время. Для машин нет времени.

Голос киборга оказался вполне живым, глубокий бас.

— Неужели все настолько плохо?

— Да.

Я откинулся в кресле.

— Уважаемые зрители! Раз мне тут никто ничего не объясняет, то давайте сделаем ставки на то, чтобы…

Номерованный Хронос чем-то щёлкнул и подался вперёд. Его шея вытянулась вперёд, и безглазая маска зависла в двадцати сантиметрах от меня.

— Я не веду трансляцию, Живой. Моя миссия в другом.

— И в чём твоя миссия, железка?

— Искореняю парадоксы. Но ты можешь говорить что хочешь. Твои слова любопытны.

Желание говорить хоть что-то пропало. Но потом на горизонте появились Кайнозой-сити и посадочная площадка. Турбины разрывали туманную завесу, отчего мы словно падали в тёмный колодец, сердце бури. Через мгновение стало ясно, что стенки колодца не туманные. Это камеры. Огромный гудящий рой техники. А внизу люди. Много людей. Тысячи. И мне казалось, что все эти люди смотрят на нас.

— Джентльмены, я требую подробностей, в противном случае у меня случится приступ паники. Ну или дайте доступ к бортовому пулемёту. Он так удобно под брюхом у вас висит.

— Гражданин, сейчас вы будете подвергнуты принудительной ментальной коррекции. Ваша ценностная система будет модифицирована. Ядро личности претерпит изменения, — заговорил Хронос.

В голосе машины было полно скрытой издёвки, хотя болван целиком железный. Фотонный процессор ярко выплёскивал волны инфракрасного света в бочкообразной груди.

— Прозвучало так, словно вся эта веселая компания пустит меня по кругу.

Из груди вырвался смешок.

— Хуже, Кель, гораздо хуже, — Молчун посмотрел на меня с таким виноватым выражением на лице, что я положил ладони на рукояти револьверов. — Эти люди внизу… Леший убил их близких, друзей, соратников. Там, внизу, всё отделение полиции, со всего города. Ты спрашивал почему такие молодые сотрудники у нас? Лучше спроси куда делось прошлое поколение.

Я уставился на железку.

— Парадокс? Вчера меня ненавидели зрители, а сегодня я общий герой? Погодите, погодите, а разве люди не делают так постоянно? Неужели Леший не убил достаточное число подонков? Кто-то же был до него?

— В том, что ты описал, нет парадокса. Станция меняет правила. Что-то поменялось в тот момент, когда ты появился тут, Кель Хендрикс. Но человек не может быть причиной.

— А что может быть причиной?

— Чьи-то решения. Только решения мы можем наблюдать. Только они что-то меняют. Ты не принял ни единого решения. Значит, их принял кто-то ещё, — голос робота лишился человеческих ноток.

Мы зависли над центром воронки.

— Система собственной персоной? — я посмотрел на Молчуна и кивнул в сторону Летописца.

Майор кивнул.

— И весь этот флешмоб устроил он… она?

Ещё один кивок. Интересно, а что бы сказала по этому поводу Лизи?

— Скажи, Болтун, а что такое боль?

— Изменения в структуре, которые порождают потребность в адаптации.

— Ты помолилась. Ты на самом деле помолилась! — я ткнул пальцем в железку.

— Ты пытаешься понять. Потому до сих пор жив.

Своеобразная похвала…

Катер мягко опустился на бетон. Дверь ушла вверх, и передо мной открылось людское море. Люди молчали. Я слышал лишь гул камер. Ни слова, ни приветствия. С непонятным для самого себя усилием я встал на ноги.

За моими плечами встали полицейские, и неожиданно каждый из них положил свою руку мне на плечо.

— Её звали Рейчел. Наша мать, Живой.

Я повернулся на пятке, скидывая руки.

Лицо Молчуна закаменело. Я пытался сказать хоть что-то, но чёрт возьми, я никогда не был в такой ситуации! Мир крутился в разных диапазонах, что-то надо было сказать, что-то надо было сделать…

А потом меня толкнули в грудь. И меня подхватили чьи-то руки.

— Рыжий Эл.

— Тайвен.

— Ингрид, я её любил…

— Звездочёт.

— Товарищ Пак.

— Карл сорок шестой.

— Калгарон.

Имена лились и лились, их шептали, произносили, кричали те, кто не смог ко мне прикоснуться.

Водоворот чужих прикосновений всё не кончался и не кончался. Попало чувство времени. Пропало всё… это было ошеломительное, новое…

— Хедрикс, ты на связи?

Голос Лизи вернул меня в реальность. Я стоял на своих двоих. Вокруг нас шли люди, я видел улыбки. Искренние улыбки.

— А?

— Пойдём, нас ждут.

Жрица вцепилась мне в локоть и потащила за собой.

— Что происходит?

— Триумф. Твой Триумф, Кель.

— Тебе не кажется, что это как-то слишком? — я наконец-то облёк эмоции в слова.

— Это мне говорит человек, который устроил футбол в грязи тремя остывшими трупами?

— Я развлекался, — отмазка так себе…

— Вот и тут кто-то развлекается. Возможно, даже мы.

Я наконец обратил внимание на свою спутницу. Глаза жрицы влажно сверкали от возбуждения. Девушка раскраснелась, я ощутил запах пота.