Маринка и Виктор нравились друг другу, но сложившаяся в их отношениях неопределенная позиция полувздохов-полунамеков не приносила покоя и удовлетворения обоим. Молчание Виктора значительно отягощало положение. Я порой иронизировала над этой «тайной», над этим покровом мечты и робости, который скрывал от глаз окружающих, да и от самих Маринки и Виктора прихотливую динамику их обоюдного влечения. Иногда этот налет непонятности меня раздражал, и все во мне требовало прояснения ситуации. Иногда я сама попадала в напряженное поле их молчаливых отношений и тогда думала, что не так уж плохо иметь такого воздыхателя, держа его все время на расстоянии и в то же время видя каждый день. Подобная интригующая половинчатость могла здорово щекотать нервы и быть отличным стимулом к совместной работе. А мне как руководителю это очень даже на руку!
Но когда изнемогающие Маринкины нервы принимались, словно щупальца, ловить меня и требовать ответа, терпение мое испарялось. Я могла и наорать, и подколоть. Все зависело от настроения.
Через полчаса, когда мы с Виктором пили кофе и беседовали на кухне (слово «беседовали», конечно, употреблено здесь лишь в контексте моего умения расшифровывать кивки и взгляды Виктора), раздался звонок в дверь. Я побежала открывать, но Виктор меня опередил. Он первым вышел в прихожую и, отстранив меня, заглянул в дверной «глазок». Вздох облегчения… Взгляд, полный смущения… Я поняла, за дверью — Маринка.
Виктор открыл дверь. Маринка с нарочито деловым и независимым видом смахивала снежинки с воротника своей расклешенной шубки. Я не стала заострять внимание на том, что снег вот уже дня три как не падал на нашу грешную землю.
— Ну, — строго взглянула она на нас, — что за срочность?
— Проходи, не бойся, — подколола я, — прямо на кухню. Мы там как раз кофе пьем.
— Кофе? — ревниво приподняла брови Маринка.
В ее глазах наше кофепитие, должно быть, выглядело жалким зрелищем. Несмотря на всю свою ревность, она не могла и мысли допустить, что мы нашли с Виктором общий язык, а кофе, приготовленный не лично ею, был для нее чем-то почти неправдоподобным.
Виктор помог ей снять шубу.
— А что это натоптано так? — удивилась она.
— Скоро узнаешь, — таинственно пообещала я, оттесняя ее из коридора на кухню.
— Может, мне для начала душ принять?
Все-таки приготовила шпильку! Я изобразила на лице улыбчивое добродушие, Виктор отреагировал слабой, как луч осеннего солнца, усмешкой.
— Ну зачем ты так? — с наигранной обидой посмотрела я на подругу. — Мы бы и рады оставить банные процедуры на вечер, — ехидно улыбнулась я, — но обстоятельства оказались сильнее нас.
— Сильнее? — с нажимом переспросила она.
— Тащить на себе раненого мужика, поверь, не то же самое, что в санатории отдыхать, — насмешливо, но уже с затаенным раздражением сказала я.
— А-а, — с фальшивым сочувствием протянула Маринка, — ну ладно, где ваш кофе?
Она спросила это таким высокомерно-пренебрежительным тоном, каким, наверное, опытный дипломированный хирург интересуется самочувствием больного, прооперированного не самым блестящим его учеником.
Маринка критическим взором оглядела стоявшие на столе тарелки и чашки и, закатав рукава, принялась собирать их в раковину.
— Там в морозилке антрекоты есть, — елейным голоском сказала я, — а…
— Бойкова, я все знаю! — коротко ответила моя ответственная секретарша.
Приготовив обед и по новой сварив кофе, Маринка, не теряя сосредоточенного достоинства первых минут, пригласила нас, читающих подле нее прессу, к столу.
— Нет ничего лучше жареного мяса, — в запале бросила я.
— При условии, что пожарено оно как следует! — уточнила Маринка.
— Марин, да брось ты! Мы тебе тут такой подарочек приготовили! — засмеялась я.
— Даже не догадываюсь, — обиженным тоном произнесла она, — так вы говорите, что чуть под трамвай не угодили?
— Да, да, чуть… — улыбнулась я Виктору, — а тот, ну, этот, из «копейки», угодил…
— Теперь, наверное, милиция в больницу нагрянет. Врачи же обязаны сообщать о таких случаях.
— Не нагрянет, — спокойно возразила я.
— Это почему же? — недоверчиво посмотрела на меня Маринка.
— Потому что у меня там знакомая работает, Логинова Елена, — объяснила я.
— Это ничего не значит, — фыркнула Маринка, — она что, тебе пообещала?
— О нашем посещении больницы знаем только мы с Виктором, Ленка да еще бессознательный Лютиков, — шутливо сказала я.
— Как так? — ничего не поняла Маринка.
— Прости, Маринусь, я не сказала тебе всей страшной правды, — сообщила я с жалобной гримасой, — Лютикова там никто не видел.
— Но он же там! — воскликнула, не выдержав, Маринка. — Что вы меня дурачите? И зачем вам потребовалось мое здесь присутствие? Обед приготовить?
Мне хотелось сказать: «Кофе сварить», но я не стала испытывать на прочность Маринкины нервы, которые и без того натянуты как тетива.
— Лютиков у нас, тут, — с идиотской улыбкой вымолвила я.