– А куда души дедов воплощаются? Во внуков, правнуков… Они свою карму наработали. Но некоторым была судьба выйти из неё. С помощью определённой функции, конечно, то бишь Ягини. Но богатырь один вмешался, – глядит на меня осудительно.
– И что богатырь?
– Богатырь… Да дальше не важно про него. А вот что важно. Люди не умеют переписывать программу Яви. Они просто прописаны в неё – и всё. А Прави – умеют, у них есть доступ к администрированию. И из-за того, что было слишком много вмешательств, программа в какой-то момент слетела. Модераторы переустановили её, наложив фильтр на всех Правей. И они могут воплощаться теперь только с сильно урезанными атрибутами. И тех из нас, что злоупотребляли хакерством, держат здесь, в Яви. Не позволяя покинуть её. И не позволяя воплотиться полноценно. «Во избежание», так сказать. В тех местах программы, в которых прописаны наши вирусные события, сейчас подтёрто, и возникают баги и глюки. И тех из Прави, кто помочь нам, застрявшим тут, пытается, тоже сюда же вляпывают. В какой-нибудь ущербный аватар. Ягиня вот животным который раз…
– Йага?! Та девочка, что я убил? Хранительница??
– Да.
– Чёрт, сказочка-то какая вышла…
– А ты, богатырь, всунут в род хищников, чтобы свой урок получить и без разумения не мешать тем, кто развоплощать призван. Научиться отделять убийц от хищников. Функции от Зла. Ты должен усвоить урок, что волк – санитар леса, понимаешь? И если стадо не подчищать, то все друг друга перезаражают, генетически ослабнут и передохнут.
– Мхм… – хмурюсь я.
– И вернуть на место Ягиню, естественно. Чтобы она свою функцию выполняла и подчистила всех, кто отягощает реальность Яви своей кармой. А тех, кто из Прави, через Навь отсюда вывела. Наконец-то!
– Я… Я ничего не понял. И что мы будем делать?
– Аватар для Ягини…
– Из глины слепим?
– Почти. Я её сюда воплощу, а ты с сестрой о ней позаботишься, пока она не вспомнит себя.
– Та-а-ак… – напряжённо пытаюсь свести концы с концами, всё-таки заявка была на мозги с моей стороны, но не выходит. – В какой момент здесь кончается сказка и начинается быль?
– Быль – это пыль. А сказка, Ванечка, она вообще не кончается!
Мара снимает с себя рюкзак с уснувшим волчонком и аккуратно ставит к каменной стене.
– Хочешь ещё одну сказку?…
– Хочу…
Мара стягивает через голову свою тёмную толстовку, под ней – короткий белый топик. Он обтягивает высокую, аккуратную грудь. Тянет за шнурок на поясе штанов, и они спускаются по её гладким, длинным ногам. И пока мой ошалевший взгляд медленно поднимается от изящных щиколоток до сходящихся в известном месте крепких бёдер, топ уже исчезает. Мы встречаемся взглядами, и от этого колени мои становятся мягкими, а вот член ровно наоборот. Развернувшись лицом к каменной ванне с водой, Мара спускает по бёдрам трусики и грациозно заходит в воду. Как египетская богиня в свой бассейн. Чаша довольно глубокая, и она погружается в неё по пояс. Не отводя от неё взгляда, я медленно тяну замок жилета вниз. Её темные волосы рассыпаны по светлым плечам. И тело так совершенно во всех деталях, что на мгновение мне кажется, что в воде стоит статуя какой-то богини.
– Чего застыл, Ванечка?
Ааа… И всё вылетает у меня из головы! И даже то, что внизу три охотника со стволами. Рука на автомате ныряет в карман в поиске тех «патронов», что нам сейчас понадобятся. Но… Их нет! Остались в моём рюкзаке. А рюкзак…
– Мара, – пытаюсь я справиться со своими голосовыми связками. – Я оставил рюкзак там… – стреляю глазами на её поляну.
Мара снисходительно ухмыляется.
– Презервативов нет, – сглатываю я.
– А зачем они нам?… Ты хотел сказку… Им в ней не место.
Окей… Окей… Я мгновенно договариваюсь с собой, разглядывая тёмные ореолы сосков. Женщине ведь виднее – нужны нам презервативы или нет. И, конечно же, я хочу попробовать без них! Когда-нибудь я же должен это попробовать?! Не со шлюхами же клуба… А других не будет. Только Мара. В конце концов, можно просто остановиться вовремя.
Освобождаюсь от одежды и захожу в воду. Меня встречают её пальцы, обрисовывающие все детали моего рельефа. Её тело ничем не уступает моему. Просто более женственно и утончённо. Наши тела соприкасаются в горячей воде. И мои веки смыкаются от остроты ощущений. И дышу я неконтролируемо судорожно, как мальчишка, у которого всё происходит в первый раз. Дразнящие губы утыкаются в моё ухо, заставляя с рычанием сжать такое желанное тело. Ноги держат плохо. И спина моя упирается в каменную стенку. Мара давит на плечи, я присаживаюсь на гладкий выступ в стенке чаши. И она садится верхом…
– Итак… Сказка.
Не открывая глаз, пытаюсь поймать её ускользающие губы и натыкаюсь на улыбку. Впиваюсь в шею, облизывая её чуть солоноватую кожу. Это очень хорошо… Это волшебно… Это совершенно отключает мозги!
– Пошёл как-то Иван-царевич Марену спасать… – скользят её губы по моему лицу. – Не то чтобы царевич не чувствовал, что Марена сама всех порвёт и по ветру пустит… Чувствовал ведь?
– Я не знаю… – шепчу ей. – Я не знал. Не был уверен… Быть может, мне хотелось почувствовать себя нужным тебе.