Сбавляю ход, причаливаю к берегу. К завалившемуся по поверхности воды стволу. Да, я опять хочу сухим из воды выйти. Привязываю лодку к дереву, надеваю рюкзак и, придерживаясь за ветки, взбираюсь на ствол.
Внутри яркое иррациональное ощущение, что по берегу нужно идти в обратную от движения сторону. Словно я и в самом деле пролетел мимо. Ладно, пусть будет так. Всё равно других версий у меня нет. И я иду. Иду достаточно долго, пока не упираюсь в едва заметную тропинку, ведущую вглубь, на поросшую деревьями возвышенность. Если есть тропа, значит, по ней кто-то ходит. Сворачиваю. Как только деревья за моей спиной смыкаются, кроны перестают пропускать солнечный свет, я оказываюсь в сыром полумраке. Отводя ветки от лица, не спеша иду вглубь. Не заблудиться бы. Развилка. Тропа делится на две ещё менее заметные. Как ориентироваться в лесу, я знаю только по сказкам, что читала мне Гала. Хлебные крошки там, метки мелом… Ни того, ни другого у меня нет. Разрываю носовой платок на несколько лент. Привязываю яркую ткань к низко висящей над тропинкой ветке. Куда сворачивать? Налево или направо? Как там было в сказках? «Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо пойдёшь – жену найдёшь, прямо пойдёшь – головы не снесёшь». Прямо – глухой лес, там я точно «головы не снесу». Коня у меня нет, и вроде как логичнее направо, так как за Марой я. Сворачиваю. На самом деле бред это всё, конечно, но надо же как-то выбрать направление. Чем не метод?
Тропинка становится шире, ветки не скребут по лицу, как в начале пути. И довольно скоро я улавливаю тонкий запах дыма. Даже не дыма, а жаренного на костре мяса! Желудок требовательно урчит. Вспоминаю, что не завтракал, а уже солнце клонится к закату. И запах ведёт меня.
Выхожу на небольшую опушку, прислоняюсь плечом к дереву и улыбаюсь, разглядывая владения Мары: маленькая крепкая избушка на курьих ножках, в ногах аккуратно сложены хворост и дрова. Домашнее кладбище из десятка надгробий. К толстой сосне прикручен старинный умывальник. Я такой в детстве на какой-то даче видел. Мангальчик… Мара в раскладном мягком шезлонге вполоборота ко мне. Тискает щенка.
– Не нравится тебе зайчатина?… Не нравится?! Ну, извини, Серый! Косулю мы с тобой вдвоём не осилим. Нерационально. Да и нет у нас косуль, что своё уже отбегали. Где я тебе годную найду?… Вот вырастешь, по запаху будешь чувствовать тех, которым уже пора, их можно будет резать. Будем с тобой косулями лакомиться. Неженка… Зайчатину он не любит… – тискает серое брюшко. – Кто бы мог подумать! Хочешь рыбки? Я тебе рыбки завтра принесу. Или не принесу… – поворачивается она в мою сторону. – Здравствуй, Ванечка.
Закрываю глаза, кусая губы, чтобы не цвести, как лопух в мае. Но улыбка всё равно вырывается.
– Привет, Мара.
– Проходи…
Подхожу к мангалу ближе.
– Угощайся. Голодный же. С чем пожаловал?
– С плохими новостями, – опускаю я глаза.
– Это понятно. С хорошими ко мне не жалуют.
– Идут за тобой. Шестеро. Профессионалы.
– Слышу… – поднимает она лицо к небу.
И я тоже начинаю слышать низкий рокот вертолёта где-то очень далеко.
– Уходить надо. Срочно.
– Есть ещё время. Здесь оно по-другому течёт.
– Каал? – вспоминаю я слово того сломанного шамана.
– Гаал, – поправляет она.
– Как это может быть?
– Вибрации… У каждого места на земле свои вибрации. Время – производная скорости распада вещества. Энтропии. Учил физику?
– Учил… – неуверенно киваю я, припоминая.
– Так вот. Любое тело чувствует время через скорость распада атомов в нём. Скорость распада можно корректировать вибрационно. Вибрацией можно создать временной карман с иной скоростью энтропии. Нужен только источник вибраций нужной частоты. И я изменила это место. Я тебя принимаю в нём, и ты не чувствуешь разницы. А те, что за тобой идут, почувствуют. Это место – мой Гаал.
– Как твоя база была Гаалом Таштала?
– И про него уже выведал?
– Так вышло, – пожимаю плечами.
– Да, именно так.
– И какой здесь источник?
– Онгон хирбээ дайда, – указывает она на кладбище. – Вот это захоронение могущественных. Они мне помогают. Сильные были шаманы. Все из моих корней. Пора отпускать…
Замечаю, что зеркало на одной из могил разбито и осыпалось осколками на землю.
– Этого уже отпустила? – киваю на зеркало.
Мара улыбается.
– Это не шаман был.
Серый щенок подходит к моим ногам, настороженно обнюхивает. И… скалится!
– Недружелюбный какой! – присаживаюсь на корточки, пытаясь погладить. Но он, глядя на меня по-звериному, с рычанием пытается укусить за руку.
– Волчонок это. Волчицу охотники застрелили. Других волчат прибили. А этот убежал. Вот… выкармливаю.
Рокот становится ближе.
– Надо уходить, Мара. У них тепловизоры мощные. Они нас сразу обнаружат.
– Не бойся, Ванечка, пара часов у нас есть.
Мара закрывает глаза, словно забывая, что я здесь.
Почему она не уходит? Начинаю нервничать. Ведь мы могли бы успеть добраться до лодки, потом на другой берег, а там, если очень повезёт…
– Ешь зайца, – бормочет она. – Ты меня отвлекаешь, Иван.