Школа гудела, словно улей — обычное состояние учебного заведения: младшие классы с визгом носились в рекреации, подростки-старшеклассники басили у диванчиков, деловито обсуждали сериалы или списывали алгебру на подоконниках, карауля, чтобы «училка не заметила». Цветы в коричневых глиняных горшках подбирались и будто бы даже замирали в надежде, что их не снесут. Со звонком они в последний раз вздрагивали и с облегчением выдыхали на сорок минут, до следующей перемены.
Сегодня Виктория понимала их особенно хорошо. Она старалась пройти такой же незамеченной в библиотеку, прикрыть за собой дверь и отгородиться от роя голосов и пытливых взглядов: сегодня все обсуждали арест Илантьева, строили предположения о его виновности и страшном московском прошлом. И косились на нее, Викторию.
Она прошла через вестибюль, поднялась на второй этаж и свернула к библиотеке. Выдохнула с облегчением — здесь было тихо.
— Виктория Владимировна! — услышала и присела от неожиданности: директор.
Василий Егорович догонял ее, следуя со стороны учительской. Махнув рукой, поманил за собой, снова вниз, через вестибюль. Виктория поняла — в директорский кабинет. Вздохнув, с грустью посмотрела на табличку «Библиотека», до которой она не дотянула всего пару шагов, направилась за директором, окуная снова в толчею большой перемены с той только разницей, что теперь весь шум был ей не в спину, а в лицо. Злые перешептывания и острые взгляды, под которым становилось неуютно, словно она сделала что-то ужасное. Кто-то отводил взгляд, кто-то — с жадным любопытством ловил признаки отчаяния на ее лице.
— Походите, — Василий Егорович пропустил ее вперед и запер за ней дверь.
Виктория застыла посреди кабинета — сесть ей не предложили. Вместо этого директор прошел к окну, плеснул себе в высокий стакан воды и жадно выпил. Какое-то время смотрел в окно, тянул время. Виктория не стала торопиться к нему на помощь, ждала.
— Нда-а, — протянул, наконец, директор. — Ну и в историю вы нас всех втянули…
Виктория продолжала молчать, прекрасно понимая, к чему клонит начальник. Он развернулся и посмотрел на Викторию в упор.
— Молчите? — спросил, словно нашкодившую ученицу. — Как думаете теперь выкручиваться?
На прямой вопрос промолчать уже не выходило. Виктория откашлялась, проговорила со всей беспечностью, на какую оказалась способна:
— А нужно выкручиваться?
Василий Егорович побагровел. У него округлились от ужаса глаза, на гладко выбритый щеках выступили пятна, голос задрожал:
— Вик. тория Владимировна, — он словно выжимал из себя слова, — я прошу вас не шутить таким образом. Вы, верно, не очень понимаете в какое дерьмо мы все влипли по вашей милости…
— Нет, не понимаю. Просветите, пожалуйста.
Директор с шумом поставил стакан, который все это время вертел в руках, на подоконник, шагнул к своему столу.
— Меня предупреждали, что от вас будут одни хлопоты, мне говорили. Я не придал этому значения. Надеясь, что вы поняли свои прежние ошибки, что осознали… Что впредь будете внимательнее и осторожнее…
— Так и есть, — заверила его Тори, с удивлением обнаружив, на сколько уверенно и спокойно звучи ее голос. — Я все осознала, прочувствовала и приняла к сведению…
Мужчина резко обернулся:
— Вы издеваетесь?! — взвизгнул он. — Я вас просил, я вас умолял быть осмотрительнее с этой вашей библионочью. А сейчас…
Он замолчал и побледнел от ужаса, словно за спиной Виктории выросло привидение. Девушка покосилась, но, конечно, ничего не обнаружила.
— А что сейчас?
Василий Егорович решительно сел за директорский стол, ударил кулаком, рассыпал карандаши по столешнице.
— Вот что, — резко выдохнул, — мне эти ваши штучки надоели. Вот тут сидят. — Он провел ребром ладони поперек горла и тяжело уставился на Викторию. — Поэтому жду до конца рабочего дня ваши предложения по поводу того, как защитить репутацию школы.
Виктория все еще ждала прямых и однозначных указаний. А потому посмотрела на Василия Егоровича, продемонстрировав непонимание:
— А репутации нашей школы разве что-то угрожает?
— Финансирование культурного мероприятия убийцей — это серьезный удар по репутации образовательной организации, как вы считаете? К вечеру жду отчет, сколько денег взято у него и как будете возвращать, и в какие сроки…
Тори почувствовала, как что-то горячее и неуправляемое закипает в груди, поднимаясь к гортани и перехватывая дыхание. Щекам стало жарко.
— Вина Илантьева не доказана, более того, ему не предъявлено даже обвинение, как вам не стыдно…
— Нет, мне не стыдно… Я требую…
— Нет, это я требую! У одного из учеников школы серьезная беда в семье, он сам исчез, да еще и в отношении его отца могут выдвинуть серьезные обвинения, но вместо того, чтобы помочь ребенку, вы становитесь инициатором травли на его отца! Вы, директор школы и глава педагогического коллектива! — последнее она высказала, уже склонившись над столом директора, нависнув над ним хищной птицей.
Василий Егорович вспыхнул:
— Вы так его защищаете… Только не говорите, что у вас с ним что-то было…
Виктория уперлась кулаками в его стол, прошипела: