Сезон охоты на людей

Суэггер поднял голову, потом быстро взглянул на стол и зачем-то оглянулся.

– Какого черта ты здесь забыл? – яростно спросил он.

– Я вернулся, готов приступить к исполнению обязанностей. Да, очень благодарен. Замечательно провел время. Но у меня еще не закончился срок, и я прибыл, чтобы провести здесь оставшееся время.

– Лейтенант, вот этот мальчишка самовольно явился из Дананга. Будет лучше всего, если он как можно скорее вернется туда, если только ему не хочется провести все оставшееся время на гауптвахте. Включите его в рапорт, иначе это сделаю я. Я хочу, чтобы он убрался отсюда.

Суэггер почти никогда не разговаривал с офицерами таким тоном; как и многие другие сержанты, он предпочитал оставлять у них иллюзию о том, что они и на самом деле имеют какое-то отношение к управлению ходом войны. Но сейчас он не думал о соблюдении приличий, и офицер, который был вполне приличным парнем, но понимал, с кем имеет дело, и не собирался меряться силами с живой легендой, предпочел осторожно отступить, не проявляя ненужной доблести.

– Я думаю, будет лучше, если вы сами разберетесь с ним, сержант, – сказал он и поспешно ретировался.

– Фенн, я хочу, чтобы ты убрался отсюда, – прорычал Суэггер.

– Черта с два!

– У тебя осталось слишком мало времени. Ты будешь думать только о том, как получше вдуть своей красотке, а не о том, как лучше позволить Первому корпусу вдуть тебе, и в результате и сам утонешь в дерьме, и меня утопишь. Я видел такое уже добрую сотню раз.

– Ведь ты же сам представил меня к Военно-морскому Кресту! А теперь гонишь меня?

– Я посоветовался с моим самым близким приятелем, неким Бобом Ли Суэггером, и он мне сказал, что ты в боевой обстановке хуже любой отравы. Я хочу, чтобы ты где-нибудь вел занятия по физподготовке, а потом отправился домой, убрался наконец из Вьетнама. Я уволил тебя отсюда. Ты морской пехотинец и должен выполнять приказы, а это твой приказ!

– Но почему?

– Потому что я так сказал, вот почему. Я командир группы снайперов и сержант взвода разведчиков-снайперов. Это не твой запрос, а мой. Я не нуждаюсь в твоем разрешении.

– Почему?

– Фенн, ты чертовски сильно испытываешь мое терпение.

– Я не уйду, пока ты не скажешь мне причину всего этого. Черт бы тебя побрал, неужели я не заслужил того, чтобы знать, в чем дело?

Глаза Суэггера сощурились и стали точь-в-точь как прорези для монет в автомате по продаже кока-колы.

– Что с тобой происходит? – спросил он после долгой паузы. – У меня до твоего появления было три корректировщика, все трое отличные парнишки. Но такого, как ты, еще не было. Ты знать не хотел никаких пределов. Ты готов был сделать любую дрянь, какая только ни взбрела бы мне в голову. Мне это не нравится. У тебя, похоже, вовсе нет мозгов. Если бы мне нужно было думать об этом, то я сказал бы, что ты пытаешься сделать так, чтобы тебя убили. Или пытаешься что-то доказать, а такое доказательство может привести только к тому же самому результату. Ну а теперь давай-ка начистоту, черт бы тебя побрал! Что творится в твоей дурной башке? Какого черта тебя принесло сюда?

Донни отвел взгляд.

Некоторое время он мялся, не зная, с чего начать, а потом решил вывалить все как есть.

– Ладно, я скажу тебе. Только ты никому больше не передавай. Это строго между нами.

Суэггер пристально посмотрел на него.

– Я был знаком с парнем по имени Триг. Я как-то говорил тебе о нем. Ладно, он был пацифист из самых прославленных, но был по-настоящему отличным парнем. Тоже героем. Он был готов отдать жизнь, чтобы остановить войну, и в конце концов отдал. Да, я тоже ненавижу войну. Не только из-за всех тех причин, о которых все знают, но еще и потому, что она убивает таких людей, каких мы не можем позволить себе терять. Таких, как Триг. Она убьет и тебя, сержант Суэггер. И поэтому я собираюсь остановить ее. Если понадобится, я прикую себя цепью к воротам Белого дома, если понадобится, швырну свои медали на ступени Сената, если понадобится, взорву себя в каком-нибудь доме. Это настолько кошмарное зло – то, что мы делаем этим людям, да и самим себе тоже. Но я не могу допустить, чтобы хоть кто-нибудь сказал, что я увильнул, что я спрятался, что я не до конца исполнил свой долг. Никто не должен иметь никаких сомнений относительно меня. И поэтому я буду сражаться на войне до самого последнего дня, до того дня, когда мне прикажут грузиться в самолет и лететь домой, а там я буду до последнего дня своей жизни сражаться против войны!

Последние слова он выкрикивал во весь голос, обливаясь крупными каплями пота, как безумный. Он весь кипел, большой, как сама жизнь, больше, чем Боб, и сильнее. Донни впервые повысил голос на своего командира, и в это нельзя было поверить до тех пор, пока это не произошло. Наконец он отступил на шаг и расслабился.

– О господи! – воскликнул Суэггер. – Неужели ты думаешь, что меня хоть сколько-нибудь колышет то, что ты думаешь насчет войны? Да я не плюну лишний раз ради всей этой политики! Я морской пехотинец. И больше мне ни до чего нет дела.

Он сел.