– Да, сэр, но ведь мы пытались спасти ее. Девчонка просто запаниковала. Мы не имели к этому никакого отношения.
– Зато это имело прямое отношение к вам, – ответил Бонсон. – Они хотели, чтобы она упала с моста и чтобы в ее падении обвинили морских пехотинцев. Посудите сами, насколько это выгоднее, чем обвинять вашингтонскую столичную полицию или какое-нибудь третьеразрядное подразделение Национальной гвардии. Да половина Национальной гвардии сама пойдет на эти демонстрации, только дай им волю. Нет, они стремились устроить большой скандал именно вокруг морских пехотинцев, и это им удалось! А все возможности им дал Кроу. Теперь необходимо раскрыть всю эту кухню перед публикой, объяснить, что нас предали изнутри, и стремительно действовать, чтобы восстановить доверие в системе; устранив измену. И я не могу представить более впечатляющего контраста для американской публики, чем между Кроу, вышвырнутым из Лиги Плюща, с его странными связями, и вами, заслуженным боевым ветераном из маленького городка на Западе, достойно выполняющим свои обязанности. Это будет очень поучительно!
– Да, сэр, – сказал Донни.
– Отлично, отлично. Десять ноль-ноль. Гляди веселей, капрал. Ты наверняка произведешь хорошее впечатление на офицеров из военной прокуратуры. Тебе предстоит большое будущее, будущее, которое мы с тобой делаем сейчас вместе.
– Да, сэр, – сказал Донни.
Офицеры поднялись, и Донни вскочил вместе с ними.
– Ладно, Вебер, здесь мы все закончили. Можете отдыхать, Фенн. Завтра у вас большой день, начало вашей будущей жизни.
– Я вызову автомобиль, сэр, – предложил Вебер.
– Нет, я сам его вызову. А ты… Знаешь что, расскажи-ка ему, какая у нас варится каша.
– Хорошо, сэр.
Бонсон вышел, оставив молодых людей наедине.
– Теперь послушай меня, Фенн. Я поганый коп. И хочу сообщить тебе плохие новости. Я сфотографировал тебя, когда ты курил травку вместе с Кроу, усек? Дружище, с этими фотографиями они в любой момент смогут распять тебя на кресте. Я имею в виду больших шишек. Я уже говорил тебе, что этот парень, Бонсон, серьезный человек. Так вот, он очень серьезный человек, тебе понятно? Так что отдай ему то, что он хочет, – скальп еще одного плохого мальчика, чтобы он мог повесить его в своем вигваме. Он уже послал толпу народа в 'Нам и собирается послать еще больше. Я не знаю, зачем он это делает и почему, но твердо знаю одно: он пнет тебя в задницу, и ты снова улетишь в Дурную Землю, а он никогда больше даже не вспомнит о тебе. У тебя очень простой выбор. Или ты, или Кроу. Дружище, не стоит понапрасну отказываться от жизни. Въехал?
– Да, сэр.
– Ты умный парень, Фенн. Я знал, что ты все поймешь правильно.
* * * * *
В 23.00 Донни не спеша вышел из казармы через парадные двери. Кто мог остановить его? Дежурным был в ту ночь какой-то капрал из первого взвода; он сидел в каморке первого сержанта и, когда Донни проходил мимо, что-то писал в дежурном журнале.
Донни вразвалочку подошел к главным воротам базы и помахал рукой часовому. Тот махнул в ответ. Согласно правилам, парень должен был проверить увольнительную, но после тревоги о таких тонкостях гарнизонного устава морской пехоты никто не вспоминал. Так же не спеша Донни перешел через Первую улицу, прошел немного вперед, свернул в переулок налево и обнаружил свой "форд-импала" 1963 года точно на том месте, где оставил его. Он сел в машину, включил зажигание и тронулся с места.
Чтобы добраться до парка Потомак, совсем недавно покинутого Майской трибой, ему потребовалось совсем немного времени. Там все еще стояло несколько палаток, горело несколько костров. Донни оставил автомобиль у обочины, дошел до лагеря, задал несколько вопросов и вскоре нашел нужную палатку.
– Джулия! – негромко крикнул он.
Но на его зов вылез Питер.
– Она спит, – сказал он.
– Я должен увидеться с нею.
– Будет лучше, если она поспит. Я дежурю за нее.
Двое молодых людей стояли лицом к лицу, оба носили джинсы и теннисные туфли фирмы "Джек Перселл". Но туфли Донни были белыми, потому что он мыл их не реже раза в неделю. А обувь Питера выглядела так, будто он не мыл ее по меньшей мере с пятидесятых годов. Донни был одет в застегнутую до ворота пеструю рубашку с короткими рукавами, а на Питере была свисавшая чуть ли не до колен, мешковатая как парашют футболка, пестревшая разноцветными бесформенными пятнами. Волосы Донни были острижены ненормально коротко и лишь на макушке торчали коротким ежиком; укрытые повязкой нечесаные волосы Питера были ненормально длинны, во все стороны торчали взлохмаченные курчавые пряди. Донни был гладко выбрит; лицо Питера обрамляла неопрятная щетинистая рыжеватая бородка.
– Это замечательно, – сказал Донни. – Но я должен увидеть ее. Она мне нужна.
– Мне она тоже нужна.
– Ну, знаешь ли, тебе она ничего не обещала. А мне отдала свою любовь.
– А я хочу, чтобы она отдала свою любовь мне.
– Тебе придется подождать.
– Я устал ждать.
– Послушай, это просто смешно. Убрался бы ты, что ли.
– Я не оставлю ее одну.
– Ты что, считаешь меня каким-нибудь насильником или убийцей? Я ее жених. Я собираюсь на ней жениться.