Старший полковник Хуу Ко узнал от них католического Бога. Он отправился на юг и сражался за братьев Дьем, выступивших оплотом против безбожного Дядюшки Хо. В 1955 году, во время ожесточенных уличных боев, он вел пехотный взвод против Бин Key Йена, затем против культа Хоа Хао в долине Меконга и присутствовал в 1956 году при казни лидера культа Ба Куга. Большая часть убийств, которые ему доводилось видеть, совершалась индокитайцами, и от рук их гибли тоже индокитайцы. Такое положение дел было ему глубоко противно.
К тому же Сайгон ни в коей мере не был Парижем, хотя в нем имелись и кафе, и ночные клубы, и красивые женщины; это был город коррупции, проституток, азартнейшей карточной игры, преступлений, наркотиков, и все это Дьемы не только поощряли, но даже получали от этого доход. Как он мог любить Дьемов, если они любили шелка, духи, роскошь и свою собственную власть куда больше, чем людей, которыми управляли, которых они не желали знать и над которыми они считали себя вознесенными неизмеримо высоко? Его отец советовал ему прощать им надменность и чванство и относиться к ним как к орудию Божьей воли. Но его отец никогда не желал замечать грязной политической кухни, коррупции, ужасного обращения с крестьянами, полнейшего нежелания хоть как-то считаться с людьми.
Хуу Ко отправился на север в 1961 году, когда разложение режима Дьемов достигло поистине эпического размаха и страна вполне могла сравниться по глубине падения с библейским разрушенным городом. Он отказался от своей католической веры, от унаследованного богатства и от отца, которого, несомненно, никогда больше не увидит. Он знал, что Юг потонет в предательстве и спекуляции и навлечет на себя пламя возмездия, как это и получилось на самом деле.
Он стал скромным рядовым Народной революционной армии. Человек, сидевший в парижских кафе и однажды встретившийся с великими Сартром и де Бовуаром в "Де Магго" в Четырнадцатом округе, майор армии Республики Южного Вьетнама, стал непритязательным рядовым, таскавшим на себе снаряжение и не стремившимся ни к чему, кроме выполнения своего долга перед родиной и будущим и душевного очищения, но его дарования всегда выдавали его.
Он всегда был лучшим среди остальных солдат и поэтому рос в служебном отношении, не прилагая к тому никаких усилий и не питая ни малейшей амбиции: через два года, после многочисленных стычек с противником на западе и на юге, он был зачислен на офицерские курсы и прошел шестимесячную переподготовку в лагере поблизости от Ханоя, где выдержал поистине варварское отношение к себе и прошел искупление для дальнейшей революционной борьбы. И все это только ожесточило его и ожесточало все сильнее на протяжении последовавшей затем десятилетней войны.
Сейчас он чувствовал, что устал. Он находился на войне с 1950 года; двадцать два года непрерывной войны. Впрочем, она уже почти закончилась. И впрямь, оставался только лагерь по имени "Аризона", и между полковником и лагерем не стояло ничего, никакой воинской части, никаких самолетов, никакой артиллерии. Он сокрушит этот лагерь. Ничто не в состоянии остановить его.
Глава 12
Во сне он получил прекрасный пас от боковой линии, и, когда рванулся вперед, в сторону зачетного поля соперников, все блокирующие преотличнейшим образом посбивали своих противников с ног и защитники повалились, как кегли, открыв свободные проходы до самого конца зоны. Это было нечто наподобие геометрического построения или, по крайней мере, физической проблемы, сведенной к абстрактной формулировке, нечто очень приятное и далекое от действительности, которая заключалась в том, что ты бежал, движимый исключительно инстинктом, и совершенно не помнил подробностей того, что происходило с тобой во время прорыва. Он все-таки прорвался в зачетное поле, люди приветствовали его, и это было так тепло и хорошо. Джулия обнимала его. Его отец тоже был там и плакал от радости. Там был еще и Триг, неистово подпрыгивавший на месте, а рядом с ним точно так же подскакивал и сержант Боб Ли Суэггер, бог среди снайперов, воплощение нелепой радости; он выделывал пируэты, весь увешанный оружием и одетый в свой пестрый грязный камуфляж.
Это был такой отличный сон. Это был самый лучший, самый счастливый, самый прекрасный сон из всех, какие ему когда-либо приходилось видеть, и вот он рассеялся, как это всегда бывает с подобными вещами, подчиняясь непреклонному нажиму чьей-то руки, потряхивавшей его за плечо; на смену сну пришло ошарашивающее понимание того, что находишься не там, а здесь.
– А?
– Пора за работу, Свинина.
Донни заморгал, вдохнул влажный запах джунглей, влажный запах дождя и почувствовал влажный холод. Суэггер уже отвернулся от него и занялся своими загадочными приготовлениями.
Рассвет прибыл в виде чуть различимого светового пятна, показавшегося над горами с другой стороны долины.