Сезон охоты на ментов

Геннадий, толкаясь с двумя полными тетками, кивнул на открытую бутылку пива.

– Пьешь в общественном месте?

– А ты мент, что ли? – наваливаясь на Геннадия, пророкотал субъект.

Разозленный Геннадий коротким пинком влепил негодяю в мошонку. Тот обалдел от боли, задохнулся, пуча глаза, и облился своим пивом.

Егоров, орудуя локтями, прорвался в первый ряд зевак.

– Бух! – снова грохнул взрывпакет.

Вся толпа кинулась прочь, истерично крича, только Геннадий остался на месте. Из раскрытой нараспашку входной двери заводоуправления повалили черные клубы дыма.

Зеваки, видя безопасность пиротехники, тут же навалились снова, придвинув Геннадия к красной трубе опущенного шлагбаума.

И тут из потоков дыма и гари вышел на крыльцо Тетеря, потный, чумазый, раскрасневшийся, – внутри здания, видимо, шла жестокая рукопашная схватка. Он бросил взгляд на зевак и сразу побледнел, увидев в первом ряду серьезного Геннадия, даже сглотнул слюну от волнения. Прямо глядя в глаза своему врагу, Геннадий провел пальцем по своей шее. Тетеря в панике нырнул внутрь здания.

«Боится, упырь», – удовлетворенно подумал Егоров, понимая, что сейчас достать негодяя невозможно.

Опять расталкивая зевак, он пробрался сквозь толпу, оправил сбившуюся одежду, вернулся на автобусную остановку и сел на лавку.

Когда входил в салон подошедшего автобуса, внутренний голос пискнул: «Не твоя это победа, а Одоевой! Она все сделала!»

– Пускай. Я рад, что не ошибся в Лизе, – вслух сам себе ответил Геннадий.

– Вы что-то спросили? – обернулся к нему молодой парень-кондуктор.

– Возьмите за проезд, – протянул деньги Геннадий.

Поговорить с отцом не удалось. Когда Геннадий, сделав пересадку, уже сел в автобус, чтобы ехать к нему, во внутреннем кармане зашебуршился сотовый, играя звонком и щекоча вибровызовом.

«Отец», – сразу понял он.

Сейчас его обрадую, а то совсем скис старик, собрался умирать раньше отпущенного Богом срока! Так не пойдет! Еще поживет, и поживет хорошо. Обязательно найдет какое-нибудь издательство, которое начнет его публиковать, он же профессионал в своем деле.

– Да, отец, – отозвался Геннадий.

– Па… это я, – раздался в трубке рыдающий Машкин голос.

– Маша, что стряслось? – Сердце Геннадия защемило плохим предчувствием.

– Дед… У него удар, па… «Скорая» увезла.

– В какую больницу?! – закричал на весь автобус Геннадий, вскакивая с сиденья.

– В Савеловскую.

– Я – туда!

– Я тоже туда! Мама уже там!

Геннадий вытер подступившие к глазам слезы и оглядел салон автобуса, словно не понимая, где находится. Только бы старик перенес этот удар! Это важно не только Геннадию, это важно Ирине, важно девчонкам. Они все очень любят своего старика и не готовы навсегда отпустить его из своей жизни!

«Господи, если он умрет сейчас, это будет верхом несправедливости!» – взмолилась вся сущность Геннадия.

Бессильно опустившись обратно на сиденье, уткнувшись лбом в пыльное, нагретое солнцем стекло, он ехал, не думая ни о чем. Потом, очнувшись, вышел на какой-то остановке и стал ловить такси.

«Господи, мне уже ничего не нужно! Ничего! Я устал! Я не могу выдерживать эти бесконечные удары со всех сторон! Не могу, поверь. Делай, что хочешь, только пусть он живет! Пусть!» – Мысли Геннадия текли, словно шуршащий ручей по каменистым кручам.

– Куда едем? – спросил таксист.

– Что? – очнулся Геннадий.

– Ехать куда, друг?

– Савеловская больница.

– Понял. Что-то серьезное? На тебе лица нет.

– Отец…

– Не переживай. Все будет в норме, поверь мне. – Пожилой таксист обернулся к Геннадию, улыбнулся и ободряюще подмигнул.

– Спасибо. – Геннадий со вздохом отвернулся к боковому стеклу задней дверцы. Он просто жаждал, чтобы произошло все так, как пожелал этот посторонний человек…

Утренняя «проработка» в управлении, обещанная Геннадию Ассаровым, получилась не такой, какой представлял Егоров. Обычно, если следователи срывали намеченные Ассаровым сроки сдачи дел, он не только, постепенно заводя себя, переходил на повышенные тона, но мог даже и поорать. Сегодня же после вчерашней катастрофы, Геннадий был бесчувственен к какому-либо давлению. Пусть бы даже его уволили, он не испытал бы никаких эмоций, хотя работа была его сутью, частью его души.

Ребров, встреченный Геннадием в вестибюле, посоветовал не злить Ассарова и, даже не заходя в родной кабинет, двигать к нему на «совещание».

– Он как на иголках! Идет и то подскакивает! Ох, Геннадий Андреевич…

– Лиза уже в управлении?

– Уже у Ассарова… После вчерашнего вашего рандеву с Ондатром и Малофеем ее буквально рвут на части наши коршуны…

Геннадий махнул рукой – ничего не поделаешь, когда от твоей пули погибает человек, кем бы он ни был по роду занятий, на какой ступени социальной лестницы ни стоял, придется упорно доказывать, что лишил жизни отъявленного подонка из-за критически сложившихся обстоятельств, при которых закон разрешает отнять чужую жизнь, чтобы сохранить свою. Достанется теперь Одоевой, но Геннадий был уверен, что Лиза отобьет все атаки чересчур прытких проверяющих и продолжит успешную работу следователем.