Читаем Сезон прогулок босиком полностью

– Он использовал ее, если хочешь знать. Новая крыша и переделанная кухня видишь какие? Мне даже было жалко ее. Он уехал, как только закончил работы, и больше носу не показал. Так не везло ей с мужиками. – Она посмотрела поверх очков. – Как я сказала, мне было жалко ее.

Мишель не смогла обнаружить у себя даже капли сочувствия.

– Зря она все затеяла. Отель не нуждался в переделке. Он вообще не принадлежал ей. Она не имела права.

– Думаешь, это остановило бы ее?

– Нет.

В голове снова запульсировала боль. В бедре она никуда и не девалась. Мишель следовало бы принять обезболивающее, которое дали ей доктора, но ей не нравилось, как она себя потом чувствует. Чокнутой.

Кстати, какая ирония. Она без проблем разрушала свое здоровье водкой, но отказывалась принимать обезболивающие. Конечно, если разобраться, это противоречие было крупицей по сравнению с хаосом в ее голове. Она чувствовала, что вот-вот превратится в «интересный случай» для какого-нибудь медицинского журнала. Или у нее просто мания величия?

Дамарис поставила перед ней тарелку. Французский тост из коричного хлеба с сосиской. И рядом ежевика.

– Неужели? – спросила она, рассеянно тыча вилкой в одну из ягод.

– Традиция такая. – Дамарис усмехнулась.

Потому что тут, на Ежевичном острове, к любым блюдам подавалась ежевика. В детстве отец в шутку говорил Мишель, что им еще повезло; было бы хуже, если бы они жили на острове Брокколи или на Шпинатном. Она вспомнила, как смеялась тогда над отцовской шуткой, а потом вздохнула и попыталась вспомнить последний раз, когда что-то показалось ей хоть немножко смешным.

Она отрезала маленький кусочек французского тоста. Края приятно хрустели, корица просвечивала сквозь слой яйца. На языке все смешивалось, подслащенное кленовым сиропом. И сам хлеб, легкий, но сытный, тоже радовал нёбо.

Многие считали, что больше всего запоминаются запахи, а для Мишель это был вкус. Она помнила его, хотя в последний раз ела такой завтрак, как ей казалось, тысячу лет назад. Помнила, где она сидела, о чем они говорили тогда за столом. Дамарис приготовила ей точно такое же блюдо в самое первое утро, когда только что устроилась на работу в отель.

– Боже, какая ты мастерица!

– Уж я-то точно такая, как и была, – засмеялась Дамарис.

Она налила себе кофе, подвинула поближе табурет и стала смотреть, как Мишель завтракает.

Мишель разделалась с французским тостом и взялась за сосиски. Они были такими же, как она помнила; их делали фермеры на севере острова. Напоследок она съела ежевику.

– Ягоды из Чили? – спросила она. На острове они еще не созрели.

Дамарис вытаращила глаза.

– Тсс! Это практически святотатство. Все, что мы подаем, местное.

– Ты такая врушка. Мы разве так говорим?

– Нет, но люди так считают.

– Сейчас лишь первая неделя мая, на улице всего десять градусов. Никто и не поверит, что они местные.

Дамарис шмыгнула носом.

– На том конце острова есть оранжерея.

– Так она размером с эту кухню. Там поместятся два куста, не больше.

– Все равно. – Дамарис отхлебнула кофе. – И что же теперь?

Повариха явно спрашивала не о том, собирается ли Мишель отнести тарелку в раковину.

– Я возвращаюсь к своей прежней упорядоченной жизни. Буду управлять отелем, как когда-то.

– Ты не справишься в одиночку.

Мишель посмотрела на нее. Может, Дамарис слышала про их вчерашний конфликт с Карли?

– Отель стал больше, – продолжала повариха. – Тридцать комнат. На носу лето. Ты сама знаешь, что это такое.

Да, толпы туристов, набитый отель.

Я уволила Карли.

Мишель мысленно произносила эти слова, взвешивала их, наслаждалась удовлетворением, которое они ей доставляли.

Действительность будет другой, подумала она, сжимая кружку. Будет тяжелая работа от зари до зари. С ее больным бедром и физиотерапией, не говоря уж о том, что лестницы станут для нее кошмаром. Дамарис права. Одной ей не справиться.

На самом пороге летнего сезона она просто не найдет себе хорошего помощника. Так что, несмотря на свое огромное желание, она понимала, что увольнять Карли просто глупо.

– Считаешь, я должна ее оставить?

Не нужно было и пояснять, о ком речь.

Дамарис пожала плечами:

– Пока да. Она не хочет уходить. У нее тут дочка. Габби. Между прочим, милая девчушка.

Дамарис всегда была ее союзницей. Мишель импульсивно протянула руку через столешницу из нержавейки и сжала руку поварихи.

– Я скучала по тебе.

– Я тоже скучала.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась темноволосая женщина чуть моложе Мишель. На ней была розовая блузка, заправленная в черные брюки. Волосы были завязаны на затылке.

– Изабелла, иди сюда. Это Мишель. Мишель, это моя невестка. Изабелла замужем за Эриком.

Мишель улыбнулась:

– Так он наконец женился? Просто не верится.

– Четыре года назад, – сообщила Изабелла.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Метафизика
Метафизика

Аристотель (384–322 до н. э.) – один из величайших мыслителей Античности, ученик Платона и воспитатель Александра Македонского, основатель школы перипатетиков, основоположник формальной логики, ученый-естествоиспытатель, оказавший значительное влияние на развитие западноевропейской философии и науки.Представленная в этой книге «Метафизика» – одно из главных произведений Аристотеля. В нем великий философ впервые ввел термин «теология» – «первая философия», которая изучает «начала и причины всего сущего», подверг критике учение Платона об идеях и создал теорию общих понятий. «Метафизика» Аристотеля входит в золотой фонд мировой философской мысли, и по ней в течение многих веков учились мудрости целые поколения европейцев.

Аристотель , Аристотель , Вильгельм Вундт , Лалла Жемчужная

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Античная литература / Современная проза
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов
Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Новая книга знаменитого историка кинематографа и кинокритика, кандидата искусствоведения, сотрудника издательского дома «Коммерсантъ», посвящена столь популярному у зрителей жанру как «историческое кино». Историки могут сколько угодно твердить, что история – не мелодрама, не нуар и не компьютерная забава, но режиссеров и сценаристов все равно так и тянет преподнести с киноэкрана горести Марии Стюарт или Екатерины Великой как мелодраму, покушение графа фон Штауффенберга на Гитлера или убийство Кирова – как нуар, события Смутного времени в России или объединения Италии – как роман «плаща и шпаги», а Курскую битву – как игру «в танчики». Эта книга – обстоятельный и высокопрофессиональный разбор 100 самых ярких, интересных и спорных исторических картин мирового кинематографа: от «Джонни Д.», «Операция «Валькирия» и «Операция «Арго» до «Утомленные солнцем-2: Цитадель», «Матильда» и «28 панфиловцев».

Михаил Сергеевич Трофименков

Кино / Прочее / Культура и искусство