Сезон туманов. Долгий восход на Энне

— Время кончается, Ротанов. Собственно, оно уже кончилось. Кончается цикл, начнется новый, в нем уже не будет меня… Не будет такой, как ты видишь меня сейчас… Останется только память… Все, что было, все, что ты говорил мне, все, что я думала о тебе, останется, не пропадет. У нас ничего не пропадает, все ценное идет в общую копилку и принадлежит всем… Во время смены циклов все уходит в эту общую память, и из нее возрождаются потом другие личности. Так что я не увижу тебя больше, вот я и хотела дождаться, чтобы ты не искал меня и никого не винил… Потому что я знаю, ты думаешь обо мне иногда… Я даже знаю, когда во сне ты ищешь меня и находишь не такой, как я есть… Не нужно, Ротанов, это все бессмысленно, чудовищно. Я не знаю, как найти слова, какие нужны слова, чтобы тебя убедить, чтобы, когда я ушла, у тебя не осталось ни тоски, ни гнева, потому что никто не виноват в том, что так случилось, что мы встретились и полюбили друг друга… Хотя это и невозможно.

Она была потерянной девчонкой, с холодным бескровным телом манекена в их первую встречу.

Она была суровой посланницей врагов с сухими беспощадными фразами, не оставляющими никакой надежды… И она же, оказывается, могла быть вот такой, какой была сегодня, — попросту влюбленной женщиной.

Он жадно вглядывался в нее, словно старался запомнить навсегда, и вдруг ему показалось, что он уже видел это лицо… Нет, не тогда, когда нашел ее в этой комнате. Раньше, гораздо раньше… Если удлинить разрез глаз, взбить волосы, на которых когда-то сверкала серебряная диадема… Этого не может быть! Все смешалось в нем, заволоклось туманом. Одно только оставалось совершенно очевидным, отчетливым: она сейчас уйдет. Навсегда уйдет из его жизни. Снова он ее упустит и на этот раз уже навсегда. Только поэтому, да еще потому, что она вытащила на свет из потаенных уголков его сознания все мысли, в которых он боялся признаться самому себе. Он понял, как ему нужна эта женщина, и понял, что, если ко всей его горечи прибавится еще и эта потеря, он может просто не выдержать, сорваться…

Пульсатор валялся в углу, он видел, как в полумраке зловеще поблескивает вороненый металл короткого ствола, и думал о том, что инженер, наверно, был близок к его теперешнему состоянию, когда неделю назад ушел в город, чтобы не вернуться. Инженер хоть верил, что может кому-то отомстить за смерть своих близких, она же позаботилась о том, чтобы у него не осталось даже этой горькой возможности… Потому что ведь это правда: та девушка, которая погибла от люссов, не была ею. И следовательно, даже за ее гибель он не может мстить, наоборот, только благодаря этой гибели возникло холодное облако тумана, уплотнилось, принесло с собой частицу памяти о совсем другой женщине, жившей на этой планете тысячи лет назад. Вот откуда это странное сходство с гордой рэниткой. Вот опять, как все нелепо, не было злой воли. Кошмарный бред… Не бывает таких безысходных ситуаций… И наверно, единственный выход — уничтожить все это сразу, весь этот бредовый мир… Казалось, так просто сжать в руках тяжелую ребристую рукоятку и утопить в потоках пламени всю свою тоску и горечь…

— Мне уже пора…

— Я не отпущу тебя!

Он протянул руку и нашел ее ледяные пальцы. Впервые прикосновение к ней не вызвало ни отвращения, ни страха. Он чувствовал только глухое глубокое отчаяние. Он крепко сжал ее руку и потянул к себе. Но холодная, мягкая, почти безвольная ладонь незаметно, без всякого напряжения выскользнула из его руки. Она встала и медленной неуверенной походкой пошла к выходу, остановилась только у самой двери.

— Не так уж все безнадежно, — тихо сказала она. — Мы живем очень долго, я могла бы подождать…

— Но тебя ведь не будет!

— Это зависит от меня… Дело в том, что я смогла бы стать опять такой же, восстановить все таким, как сейчас, такой, какой ты меня видишь и помнишь…

— При чем тут моя память? Объясни же наконец! — почти закричал он.

— Хорошо, я попробую. Если в наше общество приходит новый человек, его память будет использована и учтена. В следующем цикле ты мог бы встретиться со мной… У нас нет такой устойчивой индивидуальности и тем более внешности, как у людей. Но именно поэтому возможна наша встреча. После своего ухода я узнаю, какой ты меня видишь, помнишь, и я захочу стать именно такой, и тогда это так и будет. Мы очень сильно меняемся во время перехода… Твоя память как бы смешается с моей, твоя воля с моей, возникнут два новых существа, дополняющие друг друга, полностью гармоничных, ты и я… Не такие как прежде, может быть, лучше… Что-то исправится, откорректируется в следующем цикле. Вся наша индивидуальность, черты характера — все будет зависеть от нас самих и не будет требовать для своего изменения таких гигантских усилий, как это нужно людям. Поэтому пары у синглитов никогда не расстаются, многие сотни лет они совершенствуются, изменяются, растут вместе — от цикла к циклу… Если хочешь, я тебя подожду…