– Колин, это все из-за меня! Я исковеркала тебе жизнь…
– Кейтлин, не говори глупостей! Ты тут ни при чем. Я один в ответе за свои несчастья.
– Это все из-за меня! Все из-за меня! Будь проклят тот день, когда я встретилась с Лиамом и с тобой!
– Перестань, Кейтлин! Не говори так.
Я сглотнула. В горле у меня пересохло и болело. Живот так и не сказал своего последнего слова. Колин потерянно смотрел на меня. Он убрал мокрую прядь, прилипшую к моей щеке.
– Тебе надо поспать. Я посижу здесь немного, чтобы точно знать, что с тобой все в порядке.
Я какое-то время смотрела на него, не зная, что сказать. А может, нам просто было нечего сказать друг другу? Колин до сих пор любил меня и от этого страдал. Он заглушал свою боль виски и постоянными рискованными авантюрами. И ничего не помогало… Может, и вправду лучше, если он уедет навсегда? Я посмотрела на него печально и удрученно и кивнула.
Холмы, окрашенные во все оттенки изумрудного и синего, струились, поблескивая, под ласковыми прикосновениями теплого бриза, который я ощущала и на своем лице. Наш пес Шамрок с веселым лаем прыгал вокруг моего маленького Ранальда. Смех сына эхом прокатывался по долине, солнце играло в его волосах, обрамлявших порозовевшее от удовольствия детское личико.
– Не ходи за холм, Ран!
Я положила кусок свежего козьего сыра на добрый ломоть хлеба.
– Ладно, мам!
Я улыбнулась. В своем тартане сын был похож на красно-зелено-синий вихрь. Я на мгновение закрыла глаза и вдохнула сладкий аромат вереска. Солнце пригревало так приятно…
Я открыла глаза.
– Ран?
Но куда он подевался?
– Ран?
Я попыталась встать, но ноги мои словно в тисках зажало.
– Ран! – закричала я в панике.
Мальчик не отвечал, и лай Шамрока тоже затих.
– Господи…
У меня так и не получилось встать – ноги придавил невидимый груз. Я попыталась высвободиться. Мне было очень жарко, на теле выступили крупные капли пота. Где мой сын? Я потеряла своего сына!
– Ранальд!
Что-то шевельнулось на постели, освобождая мои ноги. Задыхаясь, вцепившись занемевшими пальцами в мокрую сорочку, я пыталась хоть что-то рассмотреть в темноте.
Свеча потухла. Значит, это был всего лишь сон…
– Колин?
Мое тело под прилипшей сорочкой вдруг обдало холодом. Я вздрогнула. Он подошел.
– Это я.
У меня в душе все перевернулось. Звучный голос Лиама поразил меня в самое сердце, а тело охватила дрожь, с которой я не могла совладать. Меня снова затошнило. Свесившись с кровати и из последних сил сдерживая рвоту, я на ощупь попыталась найти миску. Лиам усадил меня и поставил миску мне на колени. Мой желудок наконец успокоился, боль прекратилась.
– Уже лучше? – спросил он довольно-таки сухо.
Я не видела его в темноте, но знала, что он рядом.
– Думаю, да.
Он забрал миску и поставил под кровать.
Как давно он здесь? Был ли Колин в комнате, когда он пришел?
Что он видел?
– Лиам?
В комнате едко пахло рвотой, и от этого у меня спазмом сводило живот. Представляя, как ужасно я выгляжу, я надеялась, что Лиам не станет зажигать свечу. Знать, что он рядом, было радостно, но видеть его наверняка оказалось бы больно… Кровать заскрипела, и большая ладонь коснулась моего лба, потом щек. Я вздрогнула и инстинктивно отшатнулась. Лиам убрал руку.
– Все будет хорошо,
У меня перед глазами замелькали картинки: Лиам и Маргарет голые в нашей постели, они целуются, обнимаются… Я попыталась их прогнать. Лиам присел на кровать, но так, что между нами осталась дистанция. Несколько десятков сантиметров, которые мне казались пропастью. Дыхание у него было спокойное, но я знала, что он просто себя сдерживает.
– Пить…
Мне ужасно хотелось пить. Головокружение прекратилось, но тошнота подкатывала к горлу снова и снова. Голова грозила лопнуть при малейшем движении. Лиам встал, и кровать покачнулась. Я слышала, как он шарит где-то, потом идет обратно.
– Держи, – сказал он, ощупывая кровать, чтобы найти мою руку и вставить в нее фляжку. – Это вода.
Я услышала нотку сарказма в его голосе.
– Спасибо! – грубовато ответила я.
Кресло скрипнуло под его весом. Лиам закашлялся.
– Ты болен?
–
Я сердито посмотрела в его сторону. Благо, что он не мог меня видеть!
– Где Колин? – спросила я тоном, который яснее ясного говорил о моем настроении.
– Вернулся в лагерь.
Я втянула голову в плечи и прикусила губу.
– Лиам, только не думай…
– Я ничего не думаю, Кейтлин, – сухо оборвал меня он. – А даже если бы и думал, разве я имею право тебя упрекать?
– Не имеешь, – язвительно отозвалась я. – Мне себя упрекнуть не в чем.
Его слова, произнесенные притворно спокойным тоном, подразумевали многое. С долей удовольствия я подумала, что ему очень больно даже думать, что я могла переспать с его братом. Но изменщиком был он, а не я!
Скрипнуло кресло: Лиам сел поудобнее. Что до таверны, то в ней было тихо. С улицы доносились приглушенные крики пьяных гуляк. Только теперь я вспомнила, что сегодня праздник – Хогманай[85]
. Что ж, для нас год начинался неважно.– Давно звонил колокол?
– В полночь.
Тон его смягчился.
– И сколько времени прошло?