Сезон жатвы (СИ)

В небе над ними блестит серебряная черточка планолета. Эску окатывает страхом из-за того, что организаторы тоже могут его заметить. А может, уже заметили. Они же ведут постоянное наблюдение. Может, пожар помешает им самим.

Планолет зависает над ними, поток воздуха чуть не сбивает их с ног. Он ничуть не похож на изящный транспорт организаторов, меньше размером и порядком потаскан. Сверху сбрасывают легкую металлическую лестницу.

Эска кричит тем, кто в планолете:

— Он ранен! Не сможет подняться!

Но никто не спешит на помощь, и Эска понимает, что им придется подняться самим и как можно скорее, пока спасатели не передумали. Он прижимает руки Марка к ступенькам, и те прилипают: Тринадцатый дистрикт использует тот же легкий электрический ток, что и Капитолий. Эске даже не нужно держать товарища, он просто встает чуть ниже. Лестница втягивает их наверх, где руку мальчика перехватывает какой-то мужчина, помогает ему подняться и усаживает рядом с Марком. Над Аквилой хлопочет другой человек, затягивает потуже рану и делает укол.

Первый наклоняется над Эской. Тот видит простое лицо, заросшее бородой, и серый комбинезон.

— А ты кто? — спрашивает мужчина. — Про тебя нам ничего не сказали.

— Я с Марком.

Эска не удивится, если его оставят здесь, но мужчина машет рукой.

— Ладно, убираемся отсюда.

Кто-то набрасывает на плечи Эски тонкий колючий плед. Силы у того кончаются, и он приваливается к стенке планолета и смотрит, как врач делает укол Марку и переходит к нему. Аквила вдруг открывает глаза и смотрит на друга. Тот выпрастывает ладонь из-под пледа и берет его за руку.

***

Спускаясь из планолета, Эска чуть не падает, но крепкие руки подхватывают его и осторожно усаживают на землю. Мальчик узнает этого человека, хотя ни разу не встречался с ним раньше: у Аквилы-старшего такой же прямой нос и внимательные глаза, как у племянника.

— Марк, — хрипит он.— Там. Помогите…

Он злится на себя за неспособность выражаться яснее, но дядя Аквила его понимает. Он на секунду кладет руку на плечо Эски, а потом исчезает в чреве планолета. Марка он выносит на руках, бережно, как ребенка, и без видимого труда. Присутствие этого человека наполняет Эску спокойствием, и он позволяет кому-то поднять себя и отвести в Тринадцатый дистрикт.

Сознание слабо удивляется, когда они на лифте спускаются под землю. Сказки Марка становятся былью.

Дистрикт кажется Эске бесконечным серым коридором. Все, что он запоминает, — белые стены больницы, ласковые руки, закатывающие его рукав и мгновенная боль от укола. А потом он засыпает.

***

В Тринадцатом дистрикте нелегко достать телевизор, но дяде Аквила это удается. Экран такой маленький, что приходится ставить его вплотную к кровати, чтобы Марку тоже было видно. Он уже может сидеть, но все еще слишком слаб. Эска устраивается на краю кровати. Его собственные раны не так серьезны, боль от ожога терпимая, хотя неделю назад казалась невыносимой.

Дядя Аквила остается с ними, чтобы посмотреть передачу из Капитолия. На экране Цезарь Фликерман и Сапфира. Она грациозно усаживается в кресло рядом с ведущим и закидывает ногу на ногу. Платье с разрезом спереди почти ничего не скрывает, Цезарь смотрит на девушку восхищенно. Они обмениваются приветствиями и шутят.

— И каково же чувствовать себя победительницей? — спрашивает Цезарь.

Девушка высоко поднимает тонкие брови.

— Я не сомневалась в победе.

Глядя на нее, легко в это поверить.

Они смотрят передачу до конца. После интервью с победительницей показывают избранные моменты Игр, куда входит их битва с профи. Камера замедляется, когда Эска отсекает голову Джоэлу. Крупным планом показано, как кама врезается в шею и снимает голову с плеч.

Эска отводит глаза и чувствует, как Марк пожимает его руку.

Потом показывают смерти трибутов в хронологическом порядке. Эску и Марка — последними. Камера с высоты показывает торопливо ковыляющие фигурки, которые скрывает стена пламени. Про Эску говорят пару слов: герой, убивший предателя в центре Капитолия. Ни слова про побег.

— Они сказали, что мы мертвы? — спрашивает Эска.

Дядя Аквила отвечает:

— Мертвые вы для них безопаснее, чем живые.

— А что будет с моими родными?

Мужчина отводит глаза.

— Не знаю. Мы могли бы узнать, но сейчас это небезопасно. Капитолий будет настороже. Мы и так сильно рискнули…

Мальчикам сказать нечего. Они уже знают, сколько неприятностей дяде Аквиле принес их побег. Койн, глава Тринадцатого, обвинила его в разбазаривании ресурсов и привлечения ненужного внимания. И хотя дядя Аквила сказал, что он уже достаточно поработал на благо дистрикта и заслужил награду, все они понимают, что Койн права. «Ненужный риск» — вот что такое их спасение.

Эска придвигается ближе к Марку и прислоняется к нему плечом. На экране крупным планом лицо Цезаря Фликермана.

— Дамы и господа, — говорит он, лучезарно улыбаясь, — как бы не было нам грустно расставаться, но я вынужден объявить окончание Шестьдесят пятых Голодных игр. Это было прекрасное зрелище, и мы не забудем героев, умерших на арене…

Дядя Аквила нажимает на кнопку, и экран гаснет.