Сезонное обострение (СИ)

По дороге к Марии Жаба задумался, как же он смешно смотрится рядом с ней. Она красивая, стройная, одетая с иголочки, а он неопрятный, постоянно в помятой рубашке и брюках далеко не новых. Она молода, энергична, а он уже не тот парень, что может привлечь к себе внимание. Стал каким-то медлительным, неповоротливым. Лет десять назад он, может быть, и попытался завязать с ней отношения. Сейчас это казалось ему полным безумием. Глаза видят красоту, но понимают, что она создана не для них.

В кого он вообще превратился за последние несколько лет? Самому тошно на себя смотреть и лень что-то менять. И ещё эта часто накрывающая его депрессия после смерти Светы. Лучше б она вообще не приезжала к нему. Сначала всё так было хорошо, прям как в сказке, а потом всё как-то резко оборвалось, стало пустым и совершенно бессмысленным. Она не собиралась долго задерживаться у него. Так, на несколько недель приехала с дочкой погостить к старому другу. Но он не отпустил Свету до самой её смерти. Они пробыли вместе целых два месяца, это было что-то с чем-то. Она успела вынести ему мозг, перевернуть многие взгляды на жизнь и заразила своей энергетикой. Было очень много таких моментов, которые остались жемчужинами в его душе. Но её боль и страдания нанесли такую рану, что лучше, чтоб всего этого не было. Жил он один, и не надо было разменивать это одиночество на призрачное счастье. И вот теперь ещё Дашка, к которой он за это время прикипел сердцем, вдруг заявила, что она его дочь.

Перова жила в доме бабушки и дедушки, который находился практически в самом центре города. Они уже давно умерли, а дом оставили ей, как подарок к свадьбе, которая так и не состоялась, потому что её ухажёр не спешил оформлять их отношения.

Заехав во двор частного дома, Жаба заглушил двигатель и вышел из машины. Перова махнула ему рукой, и, оставив дверь открытой, скрылась в доме. Дмитрий первым делом проверил, не расстегнулась ли его ширинка, после чего подтянул брюки и заправил рубашку, спецом повылезавшую из брюк. Затем рукавом куртки вытер мокрую лысину. Всё — марафет был наведён — можно было заходить в дом.

Перова была в тёмно — синем костюме. Сквозь разрез на правом рукаве виднелись явно дорогие и очень красивые часы. На ногах её красовались меховые тапочки в виде белых зайчиков, что выглядело немного нелепым и даже смешным. Волосы у неё были распущены.

— Кофе будешь? — спросила она.

— Буду, — ответил Жаба и обвёл взглядом кухню, которая не была такой же аккуратной, красивой и строгой, как сама её хозяйка. А выглядела простой и уютной, какой-то своей, по-настоящему домашней. Жабе даже на какой-то миг показалось, что он ещё не раз здесь побывает.

Мария насыпала в кружку две ложки кофе и добавила сахара. Затем поставила чайник на газ.

— Садись, чего стоишь?

Жаба сел на деревянный стул и уставился на большущую икону, висящую прямо над столом. Его это удивило. Ему всегда казалось, что иконы должны висеть в обособленных углах, скрытых от посторонних глаз.

— Ну, нашла что-нибудь интересного в своих записях?

Закипел чайник, и Мария налила кипяток в кружку с кофе.

— Предлагаю посмотреть всё вместе. Заодно и обсудим, что и кому кажется странным.

— Всё-всё будем смотреть?

— Нет, только допрос Жердина. Особенно те моменты, где он рассказывает мне всё, что случилось.

— У меня нет времени всё это досконально пересматривать.

— А всё и не надо. Давай начнём с того момента, на котором вы остановились с Жердиным.

— Давай… Он там что — то про отвёртку и Рогова Гедичу втирал. Мол, откуда Рогов мог знать про эту отвёртку.

— Пошли в зал, я там всё настроила.

— Хорошо, — согласился Жаба. — Только схожу за своей тетрадкой.

Затем остановился в дверях и ехидно улыбнулся:

— Или она нам там уже не понадобится?

Перова даже не моргнула.

— Иди, уже, остряк! — сказала она.

10.

Развитие дальнейших событий в квартире Гедича,

если верить тому, что рассказывал Денис Жердин.

Гедич несколько минут переваривал мои слова.

— Ты мне, дебил, всё пытаешься доказать, — заговорил он, — что Кирилл тебе подставил. Бред — это всё. Рогов на такое не способен. Я его давно знаю.

— Рассуждаешь так, как тебе удобно, — возразил я, шмыгая носом и вытирая пальцами кровь, вытекшую из носа. — Но, давай, логически подумаем. Если ты ему не рассказывал про отвёртку, то откуда он мог про неё знать?

Петька тут же выдвинул свою версию:

– Отвёртка эта до убийства лежала на стеклянной подставке для телевизора. Рядом с самим телевизором. Возможно, до убийства он обратил на неё внимание. А после убийства её не увидел и вычислил тебя. Ничего здесь сверхъестественного нет — простая наблюдательность.

Но меня эта версия не устраивала.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда ответь мне, когда Рогов успел обуться в кроссовки? Ты ведь никому не разрешал ходить по квартире в обуви. Сегодня же утром он вышел из туалета в кроссовках и вёл себя так, будто только-только проспался, вышел из сортира, а тут такое творится.

Гедич махнул рукой.