Сфагнум

— Так я тогда сырой куплю. Дома помоем как следует перед тем, как сварить.

— Не. Ну ее, сырую! С ней таскаться. Когда мы до дома дойдем? Мы ведь не прямо сейчас домой. Только вышли. На промэнад. Что мы будем с ней ходить. И смотри: ее варить сорок минут. Минимум. А лучше часа три. И вот она будет булькать, пахнуть.

— Женщина, покажите, пожалуйста, что у вас есть вареного, — попросила спутница Кеши. — Я сама взглянуть хочу.

Старушка, возле которой стояла парочка, послушно раздвинула несколько слоев полотенец, в которые была замотана кастрюля, приоткрыла крышку. Внутри оказались источающие дивные ароматы початки.

— Гляди, зайка, какая вон та классная, — предложила девушка.

— Нет! Она перезревшая! Не угрызу. Что ты хочешь, чтобы я зуб сломал?

— А вот та? Давай ту возьмем. И еще одну какую-нибудь выберем.

— Нет! — брезгливо кривил наливные губы Кеша. — Та слишком белая! Безвкусная будет. Водянистая.

— Так мы кукурузки возьмем или нет, зай? Стынет ведь у тети!

Кеша не ответил, потому что рядом с кленом и старушками притормозил большой черный автомобиль с российскими номерами. Автомобиль был не известной глусчанам марки и вместо простых и знакомых логотипов — кружочек «БМВ», много кружочков «Ауди», четырехугольник «Сеата» — имел на капоте сложную пентаграмму явно сатанинского вида. Автомобиль был из разряда тех, которые, когда движутся медленно вдоль тротуара, выглядят более зловеще, чем когда летят по встречной с превышением скорости в два раза. Более всего своей мрачной торжественностью, своими хромированными ручками и лакированными черными дисками он напоминал гроб де-люкс для великана.

— Знаешь. Ну ее к черту эту кукурузу, — сказал вдруг юноша беспокойно. — Я понял, что мороженого хочу.

Парочка быстро удалилась кормить Кешу мороженым, а дверь автомобиля распахнулась, и из нее на свет шагнул высокий мужчина с бледным одутловатым лицом, как будто вылепленным из хлебного мякиша. Голова мужчины, которую тянуло назвать «черепом», была стрижена коротко, глаза глядели по-рыбьи. У уха он держал телефон спутниковой связи — открывая дверь машины, он зажал его между головой и плечом. Продолговатая трубка выскользнула и чуть не грохнулась на асфальт, но мужчина сделал молниеносное движение левой, подхватив телефон на лету. И эта сверхъестественная скорпионья скорость реакции заставляла относиться к нему с опаской. Одет он был в пиджак, да-да. В пиджак. Если бы мы давали ему кличку, мы бы назвали его Пиджак — настолько неорганично на нем выглядел этот предмет одежды из мира офисных драцен и травоядных разговоров у электрочайника. Лучше всего на незнакомце смотрелся бы, пожалуй, большой черный колпак с прорезями для глаз, которые еще каких-нибудь триста лет назад надевали те, кто выбивал табуретки из-под ног осужденных к повешению.

Бабульки-кукурузницы, притихли, вслушиваясь в беседу Пиджака по телефону.

— Так а что искать? Что искать? Тут все просто. Один из них в деревне в детстве коз пас. Глусский район. Буда. Вот они в село и съехали. Ну! Ничего умней! Спрятались от страшных людей! Ты понимаешь? Партизаны! Не, ну что значит вообще без предосторожностей? Они побереглись! Знаешь, как? Они ставни со стороны улицы не открывали! Да! Ставни! Ха! Ха! Ха! — мужчина зло рассмеялся, причем заряд ненависти, заложенный в этот смех, заставлял съежиться. — Мы же тупые, ну! Мы же дом вокруг не обойдем! Вот белорусы, блядь! Ты понимаешь? Они все тут как будто в каком-то сказочном волшебном мире живут. Веришь? В какой-то сказке, блядь! Все такие мечтательные! Детский сад! Книжка-раскраска! Их как будто не бил никто никогда. Не обманывал. Если надо что — ни угрожать не надо, просто обещай что-нибудь! Они в чудо верят. Все в чудо верят. Что бабы — ну это нормально! Но и мужики. Это знаешь, как на тракторе работать и надеяться, что тебя на «Формулу-1» вот-вот пригласят. Потому что ты когда-то Шумахеру письмо написал на адрес программы «Утренняя почта». Ловишь? Слушай. Я тебе через минуту позвоню, — мужчина отключил телефон и обратился к ближайшей старухе, заставив ее обмереть.

— У вас кукурузу за россию можно?

— Что? — оробела она.

— Кукурузу за россию?

— Я не понимаю, — испуганно пожала она плечами.

— Что ты не понимаешь, мать? — строго спросил у старушки Пиджак. — Ты по-русски не понимаешь? Не говоришь по-русски?

— Па-руски магу, — пискнула та. — Панимаю, нармальна!

— Так а че? Вы за россию продаете или нет? — начал злиться мужчина.

— Что значит за Россию? — покрутила она головой в поисках подсказки. Товарки молчали, боясь, что незнакомец сейчас достанет ППШ и всех накроет длинной очередью.

— За россию, мать! За рубли русские!

— Ах! За рубли! — поняла женщина. — Конечно!

— Сколько? — спросил мужчина.

— А я и не знаю, сколька. У нас жэ тут сваи дзеньги. Вы берыця бесплатно, — мужчина так здесь всех пугал, что она побоялась назвать неверную, негодную для него цену, которая могла еще больше вывести Пиджака из себя.

— Почему бесплатно? — он взял из кастрюли початок поаппетитней и сунул старушке пятьсот российских рублей. — Вот, бери, мать. Мне бесплатно не надо.