Услышав это, я ощутил в себе бездны терпения. Господину Йеллену наскучило играть в обыкновенных солдатиков, теперь он хотел Звёздный легион, легендарных бойцов Роэна Тикуана. Вполне понятное желание. Вот только каков полководец, таковы и полки; боюсь, у господина Йеллена ничего не получится.
– Вы шутите, – сказал я и услышал, конечно:
– Отнюдь.
Потом Йеллен замолчал, на скулах его заиграли желваки и он с видимым усилием признался:
– Я говорю от имени принцессы Акены.
В это я не поверил так же, как во всё предыдущее. Прямо назвать гендиректора принцессой в современном Сверхскоплении – это, конечно, очень решительный шаг, но ведь здесь нас мог подслушать только ти-интерфейс. Её можно было титуловать хоть императрицей.
Единственное, что я понимал со всей определённостью: Йеллен выворачивал ситуацию наизнанку. Он довёл меня до предела, а теперь пытался поменяться со мной ролями. Я внезапно оказывался хозяином положения. Возможно, директор рассчитывал, что я попытаюсь взять моральный реванш. Провоцировал меня. Но чего он хотел таким образом добиться? Я склонялся к мысли, что это просто очередная игра, новое развлечение…
Пожалуй, для меня это было уже слишком.
Я ничего не чувствовал. Йеллен выжал меня досуха. И сейчас его потуги оставались бесплодными.
– Хорошо, – сказал я. – Предположим, вы серьёзны. Но как вы собираетесь реализовать свой замысел? На Циалеше не так давно отгремела Гражданская, с тех пор мы находились в изоляции. Официальный Союз считает, что у нас диктатура, военная хунта, но…
– …ваша форма правления так же уникальна, как ваш менталитет, – подхватил Йеллен. Говорил он чуть ли не проникновенно.
– Не думаю.
– Прецедентов нет ни в истории, ни в современности, – директор улыбнулся, разводя руками.
Я помолчал.
– Народное правительство, – сказал я, – ничего не может сделать с народом Циалеша против его воли. Не потому, что не хочет, мы не святые. Но это попросту невозможно. Мы, в каком-то смысле воплощение этой невозможности.
– Я знаю! – воскликнул Йеллен. – Я даже говорил вам об этом прежде, вы, должно быть, не приняли всерьёз… Я готов повторить. У вас не работает традиционная пропаганда. И даже мантийская пропаганда работает, скажем прямо, в обратную сторону. Николас, к чему лукавить, вы видели мою беседу с Эртом Антером, а я знаю, что вы её видели.
Я отвёл взгляд.
Директор наконец-то заговорил всерьёз, но подошёл к теме настолько извилистой, зыбкой и топкой тропкой… Интересно, деловые совещания он тоже так проводит? Подчинённые должны его ненавидеть. Или там-то он как раз сдерживается, а с собеседниками вроде меня может расслабиться и поболтать? Какой неприятный, утомительный человек… В начале нашего знакомства я испытывал к Алану жгучую ненависть и какое-то мистическое омерзение, точно к злому духу. Я боялся его. Теперь из всех чувств осталась одна усталая брезгливость. Впрочем, так было намного удобней.
– Видел, – признал я. – Алан, неужели вы хотите войны с Мантой?
Йеллен покривился, верхняя губа его дрогнула.
– Тот, кто не хочет войны с Мантой, будет поглощён Мантой в кратчайшие сроки, – сказал он. И в голосе, и на лице его выразилась тоска. – Это вынужденное желание. Ну право же, Николас, какое наказание предусмотрено на Циалеше за промантийскую агитацию?
Тут мне действительно было нечем крыть.
– Расстрел.
Йеллен кивнул.
– По некоторым причинам у нас бессмысленно ужесточать наказания.
«Он прав, – подумал я. – Неккен и так достаточно ненавидят. Если Неккен продвинет через Совет Двенадцати Тысяч подобный законопроект… Да мантийцы придут как спасители и избавители, их цветами встречать начнут».
– Понимаю, – сказал я. – И всё же, как вы хотите это реализовать? Граждане Циалеша любят вас не больше, чем все остальные. Скорее меньше, по некоторым причинам. С какой стати нам вас защищать?
На миг Йеллен уставился на меня удивлёнными глазами, а потом невесело засмеялся, опустив голову к столу, ниже сплетённых пальцев. На невербальном языке его поза означала смирение. Как по мне, так он снова действовал слишком грубо.
– Нет, – сказал он, – Николас, нет, конечно. Это абсурдно. Защищать вы будете себя. И заодно, знаете, человечество.
Я не мог не засмеяться, услышав это. Но пару секунд спустя мне стало не до смеха. Я увидел наконец во всей красе ту ситуацию, тот расклад сил, который рисовал себе Йеллен.
Война.
В систему Циа уже зачастили мантийские разведчики. Что бы ни плёл там Йеллен об уникальном менталитете, но планета, на которой интервенция не просто провалилась, планета, на которой кто-то сумел перевербовать элитного мантийского агента, воспитанника самого Председателя, – это источник угрозы.
Угрозу нужно нейтрализовать.
А наш флот способен только героически погибнуть… Одного мантийского «хвостокола» хватит, чтобы уничтожить не только космофлот и армию, но и жизнь на поверхности Циа. Помню, Этцингер как-то заикнулся про планетарный силовой щит. Морелли и Симкин долго и нехорошо смеялись. У нас для таких сооружений не было ни денег, ни технологий.
Я вспомнил, что рядом с планетой дежурит Одиннадцатая бригада и почувствовал облегчение.