Сфера 17

…Обратно Зондера привезли ночью же — бледного, исхудавшего вдвое, со сломанным носом и свернутой на сторону скулой. Он криво ухмылялся. Зубов во рту не хватало. Привез его Фрайманн на дачу к товарищу Кейнсу. Кейнсу доложили только после того, как благополучно сняли Доктора с рейса, перевозившего осуждённых на Двойку, поэтому грозы удалось избежать. Опираясь на плечо Фрайманна, Макс выбрался из машины, отстранил комбата и похромал к дому по песчаной дорожке. Эшли стоял на крыльце и смотрел на него, тяжело дыша. Пошёл навстречу, остановился перед Максом, заглянул ему в глаза снизу вверх и долго смотрел, вцепившись в рукава его арестантской робы. Потом обнял так крепко, что Макс пошатнулся и заорал: у него было повреждено ребро.

— Макс, — сказал Эшли медленным гулким шёпотом. — Урод. Не бросай меня. Что я без тебя делать буду.

Зондер коротко хохотнул и снова застонал от боли в рёбрах.

— Если бы тот следак, который сломал мне нос, это видел, — сказал он, — обоссался бы со страху.

— Будет ссаться, — пообещал Кейнс, — каждую ночь до самой смерти.

— Да ты что, — сказал Максимилиан Отто-Фридрих фон Зондер. — Эш, не вздумай его обижать. На таких всё и держится. Верный пёс революции. Идейный. Я чуть было не раскололся по-настоящему.

Услышав это, я вздохнул с облегчением: фатальных ошибок я не допустил… Я поймал взгляд Фрайманна и с благодарностью кивнул комбату. Тот откозырял и сел в машину. С ним уехал Улли-Красавчик: сверхсекретным подразделениям Управления внутренних контактов предстояло заметать следы инцидента в сети.

Зондер вёл себя так, словно ничего не случилось. Больше того, он как будто остался доволен произошедшим… Мне хотелось бы знать, было то на самом деле сверхчеловеческое самообладание или своего рода защитная реакция организма. Он успел, конечно, наглотаться обезболивающего, но — несколько трещин в костях, не считая побоев меньшей тяжести… достаточно, чтобы вывести из равновесия кого угодно.

— Ну и рожи у вас, товарищи, — радостно прохрипел нам Доктор, с помощью Кейнса поднимаясь на крыльцо. — Не смешите меня, у меня ребро сломано.

Рэй смотрел на него совершенно круглыми глазами, да и я, наверно, был не лучше. Мы даже не сообразили вовремя уехать и оставить старых друзей наедине.

— Видный учёный, — декламировал Макс в холле коттеджа, разглядывая себя в зеркало, — убежденный либерал, правозащитник… лидер оппозиции, впоследствии один из лидеров подполья… подвергался преследованиям в годы военной хунты… был ввергнут в узилище! — и он многозначительно поднял палец.

— Блядь ты рыжая, — в сердцах сказал ему Эшли с кухни: товарищ Кейнс отправился ставить чайник. — Узилище. Я обосрался со страху.

— Нашёл кому жаловаться, — огрызнулся Зондер. — Я сам обосрался. Колись, говорит, сука, на кого работаешь! и хрясь в морду. А на кого я работаю? Я на себя работаю. А он хрясь в ухо! имена, говорит, явки, пароли! Сдавай хозяев, а не то по косточке разберу. Упеку на Двойку копать гелий, там тебя и забудут. Звери, Эш, псы, прямо сердце радуется. Я под конец уже вправду думал, не расколоться ли. Только, думал, ты же их всех потом расстреляешь. А они хорошие. Правильные.

Кейнс, стоявший в дверях, молча закатил глаза. Мы с Рэем были полностью с ним солидарны. Если бы я не знал Доктора лично, я не поверил бы, что такой человек может существовать.

Зондер покопался во рту, вытащил обломок зуба и заметил, наконец, нас с Линном, остолбеневших от изумления.

— Э, — сказал он, — всем спасибо, все свободны. Хотя нет. Ник, задержись.

У меня ёкнуло сердце. Я выпрямился, готовясь выслушать разнос — или приговор, в зависимости от того, насколько Доктор мной недоволен… Рэй глянул на меня сочувственно и тихо закрыл за собой дверь.

— Молодец, — сказал Доктор. — Правильно поступил. Бред надо крыть ещё большим бредом.

Кейнс ухмыльнулся. Я не нашёлся с ответом. Просто стоял навытяжку перед ними двумя и ждал.

— Ты сейчас на меня смотришь и удивляешься, — сказал Зондер. — Я тебе объясню. Когда всё поутихнет, мы устроим на Циа демократические выборы. На которых — вдумайся! — победит лидер оппозиции, диссидент, а теперь ещё и покалеченный в застенках кровавого режима. Совету ничего не останется, кроме как признать легитимность моего правительства и снять изоляцию. Ни одно едало на Сердце Тысяч больше не раскроется против Циа. А соль в чем? В том, что мы с Эшем полностью взаимозаменяемы.

— Ты только языком треплешь больше, — буркнул Кейнс почти добродушно.

— Ну и что?

— А то, что либерал должен много болтать, иначе какой же он либерал. Я был бы неубедителен в этой роли.

Экран примитивного лэптопа не щадил глаз. Николас откинулся на спинку кресла, запрокинул голову и развернулся лицом к окну. Немного посмотрю вдаль, сказал он себе, отдохну немного.

Он чувствовал себя как в лихорадке. Слишком много задач. Разум метался от одного предмета к другому, силился охватить всё и не удерживал ничего… Памяти не хватало, как не хватало её лэптопу, но лэптоп мог позволить себе сломаться, а человек — нет.