Сфера 17

Фрайманн был бос, в одних брюках от полевой формы. Он потянулся, упираясь затылком в спинку кресла: на животе и груди выделились чёткие сухие квадраты мускулов. Как конфеты в коробке, подумал Николас. Во рту стало сладко, тело горячо дрогнуло и напряглось, и он подумал, что затащит Эрвина в постель, не прямо сейчас, но через полчаса. Да, через полчаса.

Эрвин закурил. После первой затяжки он задержал дыхание, потом выпустил дым через ноздри, глядя в сторону.

— Завтра летим на Сердце? — спросил он.

Николас взял со стола чашку, отпил глоток.

— Да, — ответил он. — Утром прислали договора для ознакомления. Если не будет сюрпризов… всё будет хорошо.

Эрвин подумал.

— А Совет? — сказал он. — Неккен подписывает с нами договора, но для Совета Двенадцати Тысяч мы всё ещё вне закона. Как это?

— Законопроект уже подготовили, — ответил Николас и усмехнулся: — Послезавтра проголосуют и примут. Не знаю, какие числа Неккен проставит на этих договорах… но они могут себе позволить. В Совете болтают, в Неккене делают.

Эрвин неодобрительно пожал плечами.

— Я слышал, — сказал он, — что Совет — марионеточная организация. Но не знал, что до такой степени.

— Тикуаны, — допив кофе, Николас развёл руками. — Неккен — это маска, которую надела империя. Под маской она всё та же.

Эрвин промолчал. Он о чём-то задумался: неподвижный взгляд его устремился в пространство, лицо стало совершенно невыразительным. Манипулятор поставил перед ним чашку, но у него даже зрачки не дрогнули. Минуту спустя Фрайманн наклонился вперёд и сплёл пальцы между колен.

И Николас почувствовал смутную тревогу.

Что-то было не так.

Фрайманн всегда отрешался от окружающего, когда размышлял. Сейчас он выглядел спокойным, очень спокойным, невозмутимым и безмятежным… Таким спокойным он бывал, когда ему предстоял бой. Чем тяжелей и опасней ставилась перед ним боевая задача, тем спокойней он становился. Николас невольно выпрямился в мягком кресле: мышцы напряглись. Что это, настороженно подумал он, почему? Вспомнилось, что Эрвин сегодня на тренировке отрабатывал не удары, а психотехники… Ки-система обостряет экстрасенсорные способности, мастер может всецело доверять своим предчувствиям. Николас взглянул на него с тревогой. Эрвин, безмолвно спросил он, что ты предчувствуешь? К чему ты готовишься?

Что ещё нас ждёт?

Фрайманн сидел неподвижно. Николас чуть помедлил, поднялся, обошёл стол, сел боком на ручку кресла и положил ладонь Эрвину на плечо. Огладил его по стриженой голове, потом наклонился и обнял его за шею.

— Эрвин, — тихо спросил он, — что может случиться?

Тот моргнул.

— Завтра?

— Да, — беспокойно сказал Николас.

Фрайманн выпрямился — чуть быстрее и резче, чем следовало бы.

— Всё будет хорошо, — поспешно повторил он николасовы слова, — если не будет сюрпризов.

На миг повисло молчание… Николас прижался щекой к щеке Эрвина, поцеловал, не разжимая губ. Эрвин уставился в пол. Ему тяжело, подумал Николас, я чувствую, это как туча над сердцем. Что тут гадать, всё понятно… и если я не хочу лгать, мне лучше не говорить ничего.

— Эрвин, ты думаешь о войне?

— Да.

Николас подавил вздох.

Кресло было широкое и глубокое, почти софа. Улыбаясь краешками губ, Николас встал перед Эрвином, взял его за руки и расцепил ему пальцы. Эрвин поднял взгляд, озадаченно сморгнул. Он казался таким удивлённым, словно это происходило между ними впервые. Николас опустился на колени и прижал его к себе, уткнувшись лицом в тёплую широкую грудь. Руки Эрвина легли ему на плечи, огладили, Эрвин обнял его голову ладонями. Николас поднял лицо и принял его поцелуй, закрыв глаза. Эрвин разжал зубы, и он скользнул языком ему в рот, придвигаясь ближе. Потом оторвался от его губ, поцеловал твёрдый выступ ключицы, тёмный сосок, провёл языком по напрягшимся квадратикам пресса. Эрвин прерывисто вздохнул и сполз вперёд, ложась на сиденье кресла.

Всё время, пока они занимались любовью, он не открывал глаз. Николас остро жалел, что не способен начать энергообмен и забрать себе чужую тревогу… Это было несправедливо. Он не мог ответить. Того, что он мог выразить словами, действиями, всем телом — не хватало. Эрвин отдавался ему так, словно хотел на несколько минут передоверить иллюзию контроля. Расслабиться и забыть о том, что мучило его, не ослабевая, уже довольно долгое время…

Объятия Эрвина разжались, Николас глубоко вздохнул и сполз на ковёр, привычно уткнувшись лбом в жёсткое колено.

Если бы я мог, подумал он. Почему только ты меня успокаиваешь, железяка… почему я не могу ответить тем же, стать опорой, дать уверенность. Я ничего не могу сделать для тебя.

Он мог только не лгать. Не спрашивать ни о чём. И признавать за Эрвином право молчать.

Сердце Тысяч встретило их мелким дождём. Время было слишком раннее. Через час или два метеорологи должны были разогнать облака, чтобы к обеду прогрелась вода озёрных и морских побережий. В обед клерки Неккена отправятся отдохнуть, природа должна быть готова к этому.