– Перед тем как перейти к делу, – мягко и чуть тревожно сказала она, – позвольте… Вы знаете, что у вас недавно был микроинфаркт? Есть риск второго. Будьте осторожней.
– Госпожа… – Николас поколебался, – Эло Ниир, а в чём дело?
…Эрвин обнял его за плечи.
Николас вздрогнул, словно от удара током. Его бросило в пот. Он обернулся, но Эрвина не увидел – в глазах плавали цветные круги. Мгновение спустя он ощутил резкую боль. Под убийственным светом столичного солнца он стоял без очков.
– Ник, – очень спокойно велел Фрайманн, – иди в машину.
«Что за чёрт, – снова и снова повторял Николас. Мысли ползали тяжело, как гусеницы-переростки. – Мантийцы, – с усилием думал он, проговаривал в мыслях, – мантийцы собирались… Это они поставили… Что поставили? Где? Чего ей надо? Я…» Он ничего не видел и почти ничего не соображал. Кажется, он сидел где-то в тени и прохладе, на чём-то упругом и жёстком, но одновременно стоял на белоснежных плитах рядом с призраком мёртвой девочки и смотрел в эмалево-голубые глаза мантийки. Эло Ниир почему-то сделалась в полтора раза выше, чем была. Внезапно она исчезла. И белая стоянка исчезла, растворилась во мраке – душном, болотном мраке, полном цветущей, плодущей, гниющей заживо растительной плоти… Плиты настила провалились трясиной, топью, а вместо стальных опор над головой возвысились уродливо изогнутые узловатые дерева. Со всех сторон потянулись зловонные красные ветви, изъязвленные паразитами. «Что за чёрт, – подумал Николас, – что за бред». Он узнал болото, знаменитое Вонючее болото возле города Устье. В Устье был детский театр, туда возили школьников со всей округи. В театре ставили всякую муть, поэтому Ник с Самантой Йоркис, Джелли и ещё двумя мальчишками однажды сбежали и отправились в болота искать вездеход первооткрывателей, который там когда-то завяз. В вездеходе, по слухам, сидел скелет. Вездеход они не нашли, обратную дорогу тоже. Они забрались в низину, где не ловила спутниковая связь, и сидели в грязи до самого утра. Утром отцы, Реннард-старший и Горан-старший, перепуганные и злые как черти, вытащили их с воздуха…
Николас сморгнул и очнулся.
Глаза болели, окружающее слегка плыло под взглядом, но галлюцинации закончились. Он сидел в унимобиле – не директорском, а простеньком, наёмном, в пассажирском кресле. Унимобиль ждал распоряжений, а водительское кресло пустовало. Николас напрягся: его била дрожь. Здесь не было ти-интерфейса, здесь и ИскИна толкового не было, поэтому никто не беспокоился о том, чтобы вовремя поднять температуру. Ещё минуту Николас сидел неподвижно, уставившись на собственные колени, и пытался понять, где он и что происходит.
Потом задохнулся от ужаса.
За окном, в двух десятках шагов, Эрвин стоял перед двумя мантийцами.
Прозрачность окна в машине по умолчанию рассчитывалась на людей Сердца. Глаза резало так, что, казалось, они вот-вот закровоточат. Всё слипалось в яркую белую мглу. Но Николас напрочь забыл о том, что стёкла можно затемнять. Очки он потерял и не искал их.
Эрвин стоял перед мантийцами.
Они не разговаривали, вообще не двигались, просто смотрели друг на друга. Между ними происходило какое-то невербальное общение. Эло Ниир и второй мантиец, светловолосый мужчина в таком же белом комбинезоне, стояли плечом к плечу, точно в строю, прекрасные, радостные и ласковые, а перед ними угрюмой крепостью возвышался Эрвин в чёрной форме. Эти прямые взгляды друг другу в глаза… Так мастер боя смотрит в глаза хищнику, подчиняя его своей воле. Но кто здесь был бойцом, а кто – хищником…
Несколько мгновений – или несколько минут – ничего не происходило.
Затем мантийцы синхронно повернулись, дверь каплевидной машины поднялась перед ними, и Эло Ниир села.
Эрвин ждал. Николас ждал вместе с ним, приникнув к ослепляющему окну.
Второй мантиец скрылся в машине. «Капля» поднялась над стоянкой. Эрвин опустил голову, помедлил, а потом зашагал обратно.
Николас закрыл глаза и выдохнул.
Он понятия не имел, что произошло, но оно закончилось, и он поблагодарил за это Бога.
Больше всего сейчас ему хотелось обнять Эрвина – вернее, схватить Эрвина, вцепиться в него и удостовериться, что он живой и настоящий. Николас надавил пальцами на веки и решительно открыл дверь машины. Эрвин ускорил шаг, на лице его выразилась тревога, он взял Николаса за плечи, нахмурился, сказал что-то насчёт местного солнца – сумасшедший, ослепнешь, зачем ты вышел, – и Николас с невыразимым облегчением уткнулся ему в плечо. Эрвин глубоко вздохнул и обнял его.
– Всё в порядке, Ник, – сказал он. – Всё будет хорошо.
И тело его коротко и сильно содрогнулось. Дыхание Эрвина прервалось, из горла вырвался судорожный клёкот.
Немедленно он сорвал руки Николаса со своей шеи и оттолкнул его так, что у Николаса подкосились ноги. Он упал на колени, снизу вверх глядя на Фрайманна в растерянности и ужасе. Он не мог понять, почему лицо Эрвина так страшно переменилось, что произошло…