А во-вторых, философ пришел сюда в одиночку вовсе не для того, чтобы уговорить людоедов хотя бы временно перейти на говядину, баранину или конину. Это было бы совершенно бесполезно и очень опасно. Чтобы подчинить своей воле своенравных каннибалов, необходимо было совершить нечто выдающееся. И философ самонадеянно собирался это сделать. Недаром в Сфере про Мангрейда ходили многочисленные легенды и даже устные жития. Его личность окружал ореол героя и святого. А сверхчеловек должен уметь без всякого оружия одним лишь словом и взглядом побеждать многочисленных врагов.
Вождь араюнов явно не слишком опасался гостя. Беседуя, они подошли к тому месту, где был привязан к столбу обнаженный человек. Мангрейд сразу определил по цвету его кожи, широкому лицу и валяющимся рядом деталям одежды, что это и есть похищенный посол. Многочисленные обитатели лагеря — мужчины, женщины, дети, старики по очереди подходили к пленнику, и каждый каменным кинжалом срезал с плоти живого пленника свой кусок мяса. После этого людоеды с поспешностью отходили в сторону, чтобы поджарить на костре и жадно съесть свою порцию. В результате несчастный страдалец видел, как его живьем поедают и хоронят в своих утробах людоеды.
— Я смотрю, у твоей армии нет проблем со снабжением провиантом, — понимающе улыбаясь, кивнул на страшное пиршество философ.
Людоедский вождь, ожидавший услышать упреки и даже угрозы со стороны Мангрейда, заметно растерялся. Затем араюн стал поспешно пояснять, что этот бродяга, вор и убийца, выкуплен в одном селении по дороге сюда и теперь получает справедливую кару за свои преступления.
Это была самая наглая ложь, которую только Мангрейду приходилось слышать. Философ знал, что чести быть съеденным живьем удостаиваются далеко не все, а только те знатные пленники, в чьих воинских доблестях и выдающемся уме араюны не сомневаются. Естественно, что такой «привилегии» не мог удостоиться презренный преступник.
У людоедов считалось, что лучшие качества поедаемого передаются через его плоть. Из головы умерщвленного храбреца потом будут вынуты все кости, ее засушат, и один из вождей станет носить такую сильно уменьшившуюся голову в качестве талисмана у пояса. У разговаривающего с философом главного людоеда рядом с ножнами меча висела целая дюжина подобных «украшений».
Мангрейд с любопытством стал рассматривать эти головы, задавая вопросы, на которые людоед с удовольствием отвечал. Потом внимание философа естественным образом перешло на очень красивый меч главного араюна, ножны которого и сам клинок были с большой искусностью вырезаны оружейником из очень крепкого черного дерева в форме змея. Тут Мангрейд вспомнил о своем подарке верному союзнику. Он развернул принесенный с собою сверток, и каннибал увидел протянутый ему на куске голубого шелка удивительной красоты кинжал с обильно позолоченной рукоятью.
Философ знал, что любое металлическое оружие, не говоря уже о выполненном из драгоценных металлов, считается у араюнов бесценным. Сами они не владели искусством получения и обработки стали. Поэтому пользовались в основном каменными и деревянными мечами и инструментами. Редкие же экземпляры железных и бронзовых мечей доставались араюнам в качестве военных трофеев. Поэтому дар, преподнесенный Мангрейдом вождю, был принят последним с плохо скрываемым восторгом. Людоед даже не удержался от того, чтобы тут же извлечь клинок из ножен. Несколько раз он рассек им воздух, любуясь многослойной сталью клинка и красотой отделки его рукояти.
Неожиданно Мангрейд заговорил о том, что больше не потерпит от араюнов неподчинения:
— Вы можете что угодно делать с пленными врагами, — громко и властно обратился философ к толпе, занятой поеданием ханского посла, — Но я запрещаю вам покушаться на жизнь моих союзников! Любого, кто отныне попытается это сделать, я покараю.
Вначале в лагере наступила гробовая тишина, которая вскоре сменилась бурей негодования. И больше всех возмущался вождь, который в сердцах даже отшвырнул только что подаренный ему кинжал.
— Да кто ты такой, чтобы приказывать нам! — потрясал кулаками перед лицом философа главный людоед. — Араюны — вольный народ и всегда ели, кого хотели. А тот, кто пытался нам указывать, вскоре сам становился угощением на наших пирах.
— Отец отцов! — обратился к верховному вождю один из воинов в богатой накидке и в пышном головном уборе, составленном из разноцветных перьев райских птиц и засушенных пшеничных колосьев. Мочки ушей говорившего оттягивали тяжелые каменные серьги, выполненные в форме солнечных дисков. — Позволь нам испить дымящейся крови этого человека. Мы знаем, что он великий вождь. Тем лучше для нашего народа. Его плоть вселит в сердца твоих сынов и дочерей большую отвагу и мудрость.
— Вы хотите поднять на меня оружие? — с выражением притворного изумления на лице воскликнул Мангрейд. — Глупцы! Хорошо же, я научу вас послушанию.