Сфера влияния

   Доковыляв до родного второго этажа, усталые штрафники попадали на нерасстеленные койки. Команды «Отбой» ещё не было, так что спать было нельзя, поэтому люди просто сидели на койках, бездумно глядя перед собой, или переговариваясь вполголоса. Говорили тихо не из соображений секретности, а просто потому, что громко говорить не было сил. Естественно, те, кому достался верхний ярус кровати, присаживались пока на нижний, подложив между своей спиной и спинкой кровати подушку. Егору и Толстому повезло: в их распоряжении была вся кровать, хватало места, чтобы не присесть на нижнюю койку, а развалиться на ней полностью. Впрочем, на койку Егора тут же подсел Карлаш. Может, он и хотел о чём-то поговорить, когда шёл с другом, но, плюхнувшись на жалобно заскрипевшую койку, прикрыл глаза и сидел молча. Остальные бойцы отделения тоже не проявляли излишней разговорчивости.

   Молчание нарушил Аристократ.

   - Господа! Я понимаю, что все мы сегодня устали, и не особо расположены к беседе, - начал он, тихо, но чётко и ясно выговаривая слова, - Но нам какое-то время предстоит жить, а может быть, и сражаться вместе. Поэтому для начала нам следует познакомиться поближе. Я не прошу вас рассказать, из за чего вы сюда попали, но хотелось бы знать хотя бы ваши имена-отчества, прежний род войск, и, если вас не затруднит - звание. Начну с себя: капитан второго ранга... бывший... Андрей Павлович фон Стиглиц, специальность - артиллерист, а вы? - Аристократ обратил взор на Егора?

   - Егор Белецкий. Лейтенант. Тоже бывший. Пилот ВКФ, - представился Егор, сочтя предложение фон Стиглица о знакомстве в пределах отделения вполне разумным.

   - А по батюшке как? - поинтересовался барон.

   - Да молод я ещё, по батюшке меня величать, - смущённо отозвался Егор.

   - Вы это бросьте, - возразил ему собеседник, Да, пусть мы сейчас не офицеры, но дворянами то мы остались. И значит, должны соблюдать традиции русского дворянства и офицерства. Да и просто правила вежливости. Итак?

   - Егор Николаевич, - сдался молодой человек.

   - Приятно познакомиться, Егор Николаевич.

   - Карлаш Александр Петрович, лейтенант, инженер - представился Сашка, на которого перевёл взгляд барон.

   - Приятно познакомиться, - точно так же ответил фон Стиглиц.

   - Толстяк, немного помявшись, представился как Похмелов Илья Ефимович, быший майор, интендант. «Да... Не дай Бог вместе с этим тюфяком в бой идти придётся», - невольно подумал Егор.

   Последним рассказал о себе рыжий здоровяк:

   - Левинзон Яков Иосифович, старший лейтенант, штурмовая рота космической пехоты.

   «Ого!» - Егор сразу зауважал нового сослуживца. Штурмовая рота - это вам не интендантство. И даже, если уж смотреть правде в глаза - не артиллерия и не авиация.

   Вспомнив диалог между новым знакомым и комбатом, Егор не удержался от вопроса:

   - А правда, что вы из Бирюсинска? - на «вы», так на «вы». Егор ничего не имел ни против традиций, ни против вежливости.

   - Правда, - буркнул тот, снова мрачнея.

   - А как же удалось уцелеть? - задал Егор бестактный вопрос, не заметив осуждающего взгляда барона. Да и не только барона. И Толстяк, и даже Карлаш, глянув на любопытного, слегка покачали головой.

   - Пятнадцать лет назад, когда при прорыве нашей планетарной обороны над Бирюсинском взорвался ядерный заряд, - глухо произнёс здоровяк, ни на кого не глядя, - я отдыхал на море в детском лагере. И там я узнал, что родители погибли. Родственников не осталось. Так я попал в приют, потом меня усыновила одна семья... Очень хорошие люди. Я даже хотел из уважения взять их фамилию, когда достиг совершеннолетия. Но они убедили меня оставить старую в память о родителях. Я плохо помню родителей... Отца... Матушку... Но, я поклялся отомстить, и поступил в военное училище. В пехотное. Чтобы рвать сволочей своими руками. Закончил. Дослужился до старлея. Ну, а тут один тип начал издеваться над моей фамилией. Я терпел... Терпел... Ну, потом не вытерпел, и поучил его немного, - вздохнул гигант, сжав в кулак правую руку, и с сокрушённым видом на неё поглядев. Не рассчитал... И вот я здесь.

   - Егор, наконец-то осознав свою бестактность, пробормотал смущённо:

   - Извините... Я не хотел...

   - Да ничего, - улыбнулся гигант, - Я рад, что мне подвернулся случай рассказать, что я люблю своих покойных родителей, и горжусь ими. Так же как я люблю и горжусь своими приёмными родителями. Я бы ещё добавил, что люблю свою Родину, и горжусь ею, но эти слова я обычно произношу в кругу друзей после третьей рюмки, - снова улыбнулся Левинзон. Уж они-то точно не станут подозревать меня в неискренности.

   - В любви к Родине нет ничего постыдного, чтобы её скрывать, - заметил барон.

   Егор промолчал. Среди его сверстников против любви к Родине вроде бы никто ничего не имел, но о ней старались не говорить. Наоборот, модно было критиковать власти за любое действие или принятое решение, и напирать на общечеловеческие ценности, а не на патриотизм.