— Хей, парень, — крикнул один из ребят. Изо рта его вылетел клубок пара. — Ты заблудился или поглазеть решил?
— Шел мимо, увидел, как вы бегаете, остановился посмотреть, что нельзя? — вздыбился Эвелин.
— А чё, можно. Хотя лучше с нами.
— Ничего не выйдет, я так не могу.
Подросток рассмеялся.
— Все не умели. И все научились. Айда?
— Айда, — усмехнулся Эвелин.
А потом он медленно ходил по парапетам, учился кувыркаться, прыгать через ступени. Его страховали, поддерживали. Ему показывали движения и объясняли, как правильно падать. Никто не задавал глупых вопросов, не смотрел косо. Было такое чувство, что компания не знает кто такой Эвелин.
Вечером первого дня они сидели на полуразрушенной лавке, жевали бутерброды с сублимированной свининой и передавали из рук в руки термос с горячим сладким чаем.
— Я Глеб, — представился главарь. — Это Ирка, Андрей и Вик, а тебя как зовут?
— Э… — Эвелин открыл рот, чтобы представиться и осознал, насколько дико звучит его имя на обшарпанной скамейке в старой промзоне.
— Иван, для друзей я просто Иван, — сказал он и протянул руку.
–
[1] Гендерно нейтральное название, типа «оно».
[2] агли — от агл. Ugly — урод. Сленг.
[3] Кринж — сленг от англ cringe — дернуться от страха или содрогнуться от отвращения.
Praeteritum XVII
И прииде к брату и рече ему: «Когда семо прииде? Аз бо от тебе изыдох, и нигде же ничесо же помедлив, приидох к жене твоей в храмину и видех тя с нею седяща и почюдихся, како напредь мене обретеся. Приидох кепаки семо, нигде же ничесо же помедлив, ты же, не вем како мя предтече, напредь мене зде обретеся».
«Повесть о Петре и Февронии Муромских»
Август промчался со скоростью межпланетного челнока. У Фроси было такое чувство, что она не вылезает из седла: Муром — Герасимки — Борисоглебск, и так по кругу. Староста Фрол поначалу очень настороженно относился к новой деятельной хозяйке и её постоянным визитам, но скоро свыкся, смирился с неминуемыми переменами и с нестандартными идеями.
— Фрол, как вы готовите поля к посадке?
— Так и готовим, лес валим, пни корчуем, остатки сжигаем. На следующий год садить можно.
— И долго на одном поле садите?
— Лет пять, после оставляем, новое готовим, а старое отдыхает: травой да деревьями зарастает.
— А не удобряете отчего?
— Так это сколько навоза надо?! Удобряем только огороды.
— Слушай, Фрол! А в городе этого навоза горы, девать некуда. Вонь такая, что жить невозможно. Давай вы с моего двора всё заберете да по полям раскидаете. А я слух пущу. Есть у тебя желающие за серебро говнорями работать? С чужих дворов удобрение вывозить?
— Эхе-хе-хе, — не то закашлял, не то засмеялся староста, — так этого добра в Муроме столько, что, если за деньги вывозить, озолотиться можно, и будут ребята не говнори, а златари.
— Будут.
Так пропал у сотника весь конский навоз вперемежку со щепой и остатками мусора, а позже и нужник был вычищен до донышка. Потом засиял чистотой двор воеводы, а уж после Настасьиного «сарафанного радио» вся Кремлёвская гора пожелала у себя нечистоты убрать. Парень, что взялся удобрение на поля возить, за три недели заработал серебра столько, сколько его отец за полгода поднимал.
— Фрол, у вас оброк каждый сам за себя платит или общиной?
Староста почесал затылок.
— По зерну и шерсти одну треть от урожая. Ещё по куне с человека.
Фрося прикинула, сколько это денег получается, и воспряла духом. Все же четыре гривны, отданные ей свекровью, таяли, как весенний снег. В приданом наличных денег не было, а разменивать украшения Ефросинья считала дурным тоном. Лезть же в оставленную мужем казну без особой надобности не хотелось, что-то подсказывало, что раз банков в Муроме нет, то вот тот сундук с серебром и есть всё семейное имущество. На эти деньги приобрелась соль, покупалось молоко, масло и необходимые запасы на зиму. Из этих же денег Фрося рассчиталась с дворовым и кухаркой.
— А если мне, например, надо заказ мастеру сделать, то как лучше: в счет оброка или серебром в руки?
— Это надо с самим мастером решать. А что тебе надобно?
— Кирпичи. Двор замостить, хотя бы дорожки, да печь сложить.
— Пошли, поговоришь с гончаром.
Местный керамист был щуплый мужичок с крепкими руками. Жена ему подарила шестерых сыновей, и они, словно пчелы, трудились без остановки. Кто глину месил, кто горшки вертел, чтоб просохли одинаково, кто поливу разводил. Выслушав Фросю, он покивал головой и обещал прислать к ней на завтра старшего сына, чтоб двор посмотрел да печь. Идея топки по-белому его, скорее, озадачила, чем заинтересовала. Однако заказ он принял. И цену предварительно обговорили.