Сфера времени

— А разве положено вот так до брака на невесту глядеть?

— Конечно, положено. Вдруг ты тощая да чахлая. Да и чего я там, по-твоему, не видел? — вернул давнюю шпильку сотник.

«Невеста» только фыркнула в ответ. Сняла рубаху, зашла в воду и поплыла.

На следующее утро Ефросинья проснулась от пристального взгляда. На неё голубыми глазищами смотрел малец, тот, которому она вчера курицу доверила, и что-то протягивал в сложенных лодочкой ручонках.

— Вот, — одними губами произнес Белёк. Фрося подняла голову с седла, что служило ей подушкой, и присмотрелась. В руках у ребёнка было яйцо.

— Ряба снесла. Я её на ночь в шапку посадил, а утром — вот. Ещё теплое.

Женщина улыбнулась и тихо, чтобы не разбудить спящего с другой стороны седла Давида, прошептала:

— Ну и замечательно! Оно твоё — заслужил.

Паренёк засиял и убежал, а Фрося примостилась поудобней на войлочном потнике в надежде еще немного поспать. Только прикрыла глаза, как услышала звонкое «Моё», а после надрывное «Отдай».

Слова эти стрелами впились в сознание, отгоняя остатки сна. Дикой силой подбросило Ефросинью. Миг — и она на ногах, а сердце колотится так, словно хочет пробить грудную клетку. В два прыжка настигла источник шума. И всё равно опоздала. Молодой дружинник допивал яйцо, а пацанёнок размазывал рукавом слезы по лицу.

— Ты! — разъяренной змеей зашипела женщина, — как ты смеешь у ребенка, у сироты, забирать? Кто дал тебе такое право?

Дружинник картинно вытер усы и вложил пустую скорлупу в детскую ладошку.

— Не помню, чтоб я спрашивал твое мнение, волочайка лесная, — осклабился он и развернулся, чтобы уйти. Но тут неожиданный и молниеносный удар кулака сбил паршивца с ног. Фрося отскочила, закрывая собой ребёнка, а разъяренный сотник поднял горе-воина за шкирку, как напакостившего пса, и встряхнул.

— Ах ты, чужеяд прикормленный! Я смотрю, зря тебя в дружину взял, уговоров стрыя[3] твоего послушав. Ты только с бабами да мальцами воевать и гож. Ноги твоей в конной сотне не будет. А за оскорбление невесты моей виру в пять гривен с тебя возьму.

— И еще пять митрополиту Муромскому не забудь, — раздалось с другого края поляны. Отец Никон вышел на шум из своего шатра.

Парень зыркнул на сотника, потом на игумена и, держась за выбитую челюсть, прошамкал:

— Кщажий щуд тщебую.

— Требуй, голубчик, требуй, право имеешь рассказать на весь Муром, как ты прилюдно мальцов обворовываешь да женщин оскорбляешь. Тот-то старый боярин Радослав Ольгович рад будет, что его сыновец[4] за языком поганым своим не следит. Али мало сестре твоей Кирияне откупа дали? Или новый жених недостаточно родовит?

Фрося слушала эту отповедь и не могла отделаться от чувства, что слова эти игумен больше ей говорил, чем сыну боярскому.

Когда дружинника увели, она повернулась к ребенку. Тот беззвучно плакал.

— Ну же, маленький, не грусти. Принесёт Ряба еще не простое яичко, а золотое, — руки сами потянулись к русой макушке.

— Я его Вторке нёс, — сквозь всхлипы пролепетал малыш.

— Ну, всё, не реви. А хочешь, я тебе чудо покажу? — Фросе пришла в голову шикарная идея, как отвлечь мальца.

— Хочу! — умытые слезами глазки заблестели.

— Тогда пошли за мной. Этот же дурень не знает, что самое ценное в яйце — скорлупа. А я знаю и тебе покажу.

— А можно Вторку позвать?

— Зови, — разрешила Фрося и пошла к своим мешкам за ступкой, деревянной ложкой и горшочком с яблочным уксусом, который она надежно запаковала, да еще и воском крышку залила, чтобы не протёк.

К тому моменту, когда для чуда было всё готово, лагерь уже не спал. Дети уселись кружком возле Фроси, а взрослые нет-нет, да глянут, что творится.

— Какого цвета у вас зубки? — спросила она малышню, размалывая вымытую скорлупу.

— Белые! — ответили все хором.

— Верно. А что надо делать, чтобы они до старости были белыми и здоровыми?

На этот раз все дружно молчали.

— Эх вы! — полушутя посетовала Фрося. — Надо их беречь и о них заботиться. Чистить и еду есть такого же цвета, как ваши зубки. Это какую, а?

— Творог? — отозвался кто-то неуверенно.

— Правильно.

— Сыр?

— Верно.

Дальше ответы посыпались как из рога изобилия. Женщина перетирала скорлупу и кивала.

— Все молодцы. А теперь смотрите, во что у меня яйцо превратилось.

— В муку, — как-то разочаровано сказала одна из девочек. — У меня матушка так делала и курам давала.

— Совершенно права твоя матушка была, — подтвердила Фрося. — Людям такая мука тоже полезна. Но чтобы с неё толк был, нужно немного чуда. — Она зачерпнула ложкой тёртой скорлупы и чуть-чуть налила яблочного уксуса. Смесь зашипела, запенилась. Дети в восторге завизжали. Когда реакция закончилась, Фрося быстро сунула ложку в рот и с удовольствием проглотила. Одиннадцать пар глаз синхронно округлились.

— Кто хочет попробовать?

Все притихли.

— Я! Можно, я! — запрыгала на месте Ретка.

— Иди сюда, — Фрося позволила ей самостоятельно повторить эксперимент, и после этого каждый захотел сам сделать и съесть шипучку.

Когда всё закончилось, к Фросе подошел игумен.