Ефросинья постепенно пришла в себя. Вообще с каким-то отдалённым интересом она отметила, что происходящее вокруг с каждым разом воспринимается спокойнее и спокойнее. Если еще год назад просто мысль о езде верхом вызвала бы у неё приступ истерики, то сейчас вид проткнутой медвежьей туши совершенно никак не трогал. А порванный в клочья дружинник наводил лишь на одну мысль: надо подниматься и идти помогать отцу Никону. Встав сначала на четвереньки, а потом, кое-как поднявшись на ватные ноги, Фрося пошла в сторону Жирослава. Несмотря на лето и жару, её знобило, но это сейчас не важно — парню в разы хуже. Игумен уже срезал с дружинника свиту и окровавленную рубаху.
— Воды вскипятить сможешь? — спросил он, удостоверившись, что женщина не собирается падать в обморок от увиденного.
— Сейчас. И самогон принесу весь, что есть.
— Иголки еще возьми. Мои все вместе с лошадью сгинули.
Ефросинья принесла свою аптечку. Достала иглы и льняные нитки. Кинула всё в небольшую миску и залила спиртом. Потом нашла котелок и пошла искать место, где можно спуститься к реке. Ретка к тому моменту, всё еще не переставая всхлипывать, собирала хворост для костра.
Когда Ефросинья вернулась, в лагере уже разожгли огонь. Женщина водрузила котелок, разорвала на повязки и закинула в воду одну из своих рубашек.
«
Жирослав сидел у дерева стиснув зубы, тонкая струйка пота текла со лба на левый висок. Отец Никон шил, согнув иглу полумесяцем. Правая часть лица и ухо парня напоминали лапшу. Как это можно собрать, да еще и без анестезии, Фрося не представляла.
— У меня есть сухое маковое молочко, — вспомнила она о сомнительной находке доставшейся от прежней хозяйки избушки.
Старец, не отрываясь от работы, отрицательно покачал головой.
— Нет, его можно давать только сильным духом воинам. А этому отроку оно принесет лишь вред. Лучше воды дай. Он кровь потерял, поэтому пить должен много.
Ефросинья достала свою кожаную флягу и напоила дружинника.
— Ты медведя видела? — спросил тем временем игумен.
Фрося невнятно угукнула. Видела, но не рассматривала.
— Значит, не видела, — жёстко констатировал старик. — Первым делом, когда человека рвёт зверь, нужно узнать, не бешеным ли было животное. — Мужчина резко замолчал, но потом, все же справившись с собой, осипшим голосом продолжил:
— Потому как если зверь бешеный, то шансов спасти человека почти нет.
Липкий холод заключил Фросю в свои объятья.
«
— У бешеного зверя из пасти течёт слюна и пена, глаза мутные, шерсть висит клочьями, — уже как ни в чем не бывало продолжил игумен. — Эта медведица была здорова. Защищала потомство. Но это совершенно не значит, что когти и пасть у нее чистые. Поэтому рану сначала надо прочистить. Водой или вот таким, как у тебя, «самогоном», потом — самое неприятное: нужно острым ножом вырезать края внутри. Они уже повреждены, и если зашить так, то будут гнить.
Парень побелел и начал заваливаться, Фрося подскочила к нему и придержала.
— Тише, тише. Всё будет хорошо, — Ефросинья сама была готова рухнуть в обморок, смотреть, как наживую режут плоть не было сил, а каково терпеть это без наркоза. Отрок же не дергался, не орал. Просто вцепился побелевшими пальцами в портки и молчал. Потом поднял на неё свои большущие глаза, сощурился и спросил:
— Почему ты здесь?
Фрося растерялась.
— А почему ты Ретку спас? — ответила она вопросом на вопрос.
Парень скривился.
— Я не спас, а выкинул, чтоб не мешала.
— Ну, тогда и я здесь, чтобы научиться шить на ком не жалко, — отбила Фрося.
Дружинник криво усмехнулся и прикрыл глаза. Разговор вымотал его.
Игумен посмотрел на эту картину и недовольно покачал головой.
— Говори с ним, люди от боли могут умереть.
— Да знаю я, Дарт подери! — не выдержала она этого менторского тона. — Это болевой шок называется! Ковыряться в ране без анестезии, да ещё комментировать. У вас вообще сердце есть?!
— Не кричи, девочка, на тебя люди смотрят, — совершенно спокойно отреагировал на её вспышку гнева игумен. — Ему не сердце моё нужно, и не твоя жалость, а своя жизнь. А тебе — знания.
— Зачем мне знать, как ковыряться в чужой ране?!
— Да затем, что единственной твоей соперницей за мужа будет смерть! — зло бросил священник, — и тебе надо будет уметь постоять за него.
На это Фрося не нашла, что ответить, и принялась дальше слушать про виды швов и дренажей, про способы стягивания краев ран и за их последующим уходом. Ей даже доверили наложить один шов на плече.
Через час всё было кончено. Под конец Фрося уже неумело шептала слова молитв. Ибо с тем уровнем медицины и антисанитарии надежды на благоприятный исход у неё почти не было.
— Да, Фрося, на войне не бывает не верующих, — хмуро отметил священник, завязывая последний узелок.
Тут не поспоришь. Когда не хватает знаний, навыков, лекарств и аппаратуры, остается только на Бога уповать.