Сферы влияния (СИ)

Здоровяк при виде Рона как-то сжался, втянул голову в плечи и протараторил на одном дыхании: — Круто-что-вы-здесь-его-бы-забрать-надо. — Что? — переспросил Рон, Гермиона быстро уточнила: — Где Гарри?

Здоровяк (Гермиона всё-таки сумела тогда вспомнить его имя — Дадли) коротко выдохнул и повторил раздельно: — Его бы забрать надо… Он, эта, там.

Аппарировать «туда» было невозможно, поэтому пришлось садиться в машину Дурсля. Полчаса неспешной езды — и они остановились возле старого каменного дома с запущенным газоном и грязными стёклами в узких окнах. — Там он.

Гарри сидел на кухне, в обшарпанном кресле, и странно, нездорово улыбался. Напротив него на табурете сидела очень худая, с длинным и неприятным лицом женщина в выцветшем халате. — Они его заберут, — сказал Дадли женщине. Та поджала губы, встала с табурета и скрестила руки на груди: — Уж постарайтесь. Нам хватает проблем и без него.

Джинни кинулась к Гарри, Рон растерянно затоптался на пороге, а Гермиона спросила: — Что с ним?

Дадли опустил глаза и снова вжал голову в плечи, пряча и без того очень короткую шею. — То, что и должно было произойти, учитывая его наклонности, — отчеканила женщина. — Он всегда был… всегда обладал порочными наклонностями. — Да как вы смеете?.. — начал было Рон в ярости (он, кажется, тоже догадался, что женщина — ненавистная тётушка Гарри), но Гермиона его прервала: — Где он взял это?

Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять ответ по лицу Дадли. — Ты дал?

Женщина схватилась за сердце и осела на табурет. — Дадличка…

Пока Джинни, как умела, приводила Гарри в чувство, Гермиона и Рон вытрясли из «Дадлички» информацию о том, что произошло. Запинаясь и то и дело закусывая язык, он рассказал, что использует старый дом на Тисовой улице как точку встречи с людьми, у которых покупает наркотики. Что сегодня утром он вместо дилера встретил там Гарри. И что после долгого разговора предложил ему расслабиться («Я не давал ему ничего серьёзного! Это же просто…», — оправдывался он). Что Гарри стало очень плохо, и он потерял сознание.

В конце концов, стоило сказать Дурслю спасибо за то, что он не бросил Гарри на улице, а привёз к своей матери, а потом ещё и вернулся на Тисовую улицу — посмотреть, не придут ли за ним волшебники.

После этого был долгий, очень долгий перерыв — и новое исчезновение. Гарри то снова становился самим собой: успешно сдал экзамены в школу авроров, отлично учился, признавался Джинни в любви, шутил и смеялся, то вдруг, в выходной, пропадал, возвращаясь вечером на негнущихся ногах и с пустыми, ничего не выражающими глазами.

Джинни, с которой они жили вместе на площади Гриммо, боролась, спорила, просила и плакала — и Гарри обещал, что всё прекратится, что это был «последний раз».

А этот «последний раз» привёл его в притон — Гермиона понятия не имела, что произошло накануне, но, очевидно, это было слишком сложно для него, и он с этим не справился. — Я пойду сделаю чай, — сказала Джинни. Гермиона кивнула.

Она осталась на площади Гриммо до следующего утра, после чего вернулась в свою небольшую квартиру в Белгравии, одном из самых тихих и приятных районов Лондона — её зарплаты министерского работника вполне хватало на то, чтобы оплачивать аренду.

Они с Роном так и не съехались и не начали жить вместе, предпочитая встречаться то у неё, то у него. Гермиона с трудом воображала себя в роли примерной жены, а Рон не настаивал — в конце концов, у них была уйма времени, можно было не торопиться.

До вечера она почти ничего не делала, а потом рано легла спать — прошлой ночью ей так и не удалось заставить себя закрыть глаза хоть на несколько минут. Во сне, разумеется, пришли кошмары. Старые — поместье Малфоев, безумная Беллатриса, вырезающая у неё на предплечье слово «грязнокровка», битва за Хогвартс. И новые — душная, отвратительная комната, заполненная человеческими телами, Гарри с пеной на губах и тот красивый юноша, которого пытался привести в чувство мужчина в слишком светлом костюме.

Часть первая. Границы дозволенного

Глава первая

Утро понедельника встретило Гермиону шелестом дождя за окном, горячим Роном, который по обыкновению перепутал её с плюшевым медведем и прижал к себе посреди ночи, и отвратительным настроением.

Будь её воля, она в этот момент спрятала бы голову под подушку, отодвинула бы Рона, чтобы не было так жарко, и заснула бы до вечера.

Выходные вымотали её морально и совершенно не дали возможности подготовиться к новой неделе. — Рано ещё, — пробормотал Рон в полусне.

Гермиона с сожалением посмотрела на часы и поняла, что это ему рано, а ей — как раз пора вставать. — Пять минут полежи, — Рон открыл глаза, несколько раз сонно моргнул и улыбнулся. — Или десять.

Гермиона вздохнула, потёрлась лбом о его плечо и с сожалением сказала: — Даже две не полежу.

Чтобы не попасться в давно знакомую ловушку, она не стала целовать Рона, ограничившись чмоканьем в курносый нос, и вывернулась из-под его руки.

Сразу же стало холодно, но Гермиона, преодолев искушение влезть в тёплый халат, отправилась в душ.