Сферы влияния (СИ)

Гермиона сглотнула — её до сих пор бросало в дрожь при воспоминании о том, как, сидя в палатке, она до изнеможения листала книги, вглядывалась в символ на странице «Сказок барда Бидля», вновь и вновь стискивала цепочку медальона Слизерина и пыталась понять, что хотел сказать великий волшебник Альбус Дамблдор, какой оставил намёк троим перепуганным недоучившимся подросткам. — Однозначно, — Кингсли поднялся со своего места и отошёл к камину, стукнул по нему палочкой, блокируя вход, и начал говорить: — Альбус Дамблдор был великим волшебником и удивительным мыслителем. Если бы он пережил войну, наш мир стал бы ещё лучше, чем он есть сейчас. Боюсь, в нашем времени уже не будет такого мощного ума и такой искренней души, какими был наделён он.

Гермиона опустила глаза вниз, на собственные сложенные на коленях руки — слышать такие слова от хитроватого, азартного, храброго и немного взбалмошного Кингсли Шеклболта было непривычно, и ещё непривычней был его тон — наверное, когда-то таким тоном христианские апостолы рассказывали об Иисусе. — На собраниях Ордена мы часто говорили о том, каким видим мир после победы над Волдемортом. Дамблдор надеялся, что наступит новая эпоха — расцвет волшебного сообщества, настоящее возрождение из пепла косности и ограниченности. Три года мы делали всё возможное, чтобы выйти хотя бы на тот уровень, на котором были до начала войны. Нам это удалось. И пришло время начать делать то, чего хотел Дамблдор.

Гермиона нахмурилась — она не могла сказать, в чём дело, но в груди что-то неприятно сжалось. Её способности к прорицаниям были отвратительны даже на общешкольном уровне, но сейчас она была уверена, что испытывает очень нехорошее предчувствие. — Кингсли, я ошибаюсь, возможно, но разве профессор Дамблдор говорил не о всеобщем равенстве и любви? — И о них тоже, — Кингсли грустно улыбнулся. — Он не сомневался в том, что любовь спасёт мир, но мы едва ли можем что-то сделать с этим на законодательном уровне, — он хмыкнул, разом избавляясь от грусти и мрачной задумчивости, развернулся, снова сел за стол и опять улыбнулся, в глазах его блеснул радостный, озорной огонёк. — В первую очередь Дамблдор говорил о вреде изоляции. Сейчас мы — дикое племя, запертое среди немагического сообщества. Если бы мы были частью всеобщего мира, Волдеморта и его сторонников не было бы. Если бы не было идеи превосходства над магглами, Статута о Секретности, нелепых переодеваний в магглов и постоянной работы команды обливиаторов, мы не переживали бы одну за другой две страшные войны.

— Мерлин, — пробормотала Гермиона, — ты же не хочешь сказать, что… — Конечно, нет, — он откинулся на спинку кресла, — мы не пойдём к магглам и не объявим о своём существовании. Но мы начнём сотрудничество — более активное, чем сейчас.

Гермиона ничего не ответила. Она сама разбиралась в старых законах, составляя архив, и знала, что волшебникам нужно было многое изменить. В конце концов, у них так и не было отменено рабство! Но в то же время она помнила свой шок, когда впервые услышала о волшебстве. И шок своих родителей. Это было и радостно, и страшно. Родителям, наверное, даже скорее страшно. Сейчас она вполне могла понять, как тяжело им было поверить в то, что совсем рядом есть невидимый мир, полный волшебства, населённый диковинными и опасными существами, мир магов, способных перемещаться мгновенно на огромные расстояния, читать и менять чужие мысли, открывать любые замки, в конце концов. Очень хотелось напомнить, что в истории было немало примеров, когда волшебники пытались обнаружить себя, но она понимала, что, раз Кингсли вызвал её, значит, он уже принял какое-то решение. И ей как сотруднику Министерства придётся подчиниться — даже притом, что пока сохранялась видимость доверительной беседы. — Я понимаю твои сомнения. Скажу честно, я бы предпочёл поручить это дело кому-то из старшего поколения Ордена, тому, кто… — Слышал всё от самого профессора Дамблдора, да? — предположила Гермиона.

— Но таких почти не осталось. Не Флетчеру же поручать. Ты знаешь маггловский мир, и при этом — одна из лучших волшебниц своего возраста, и не красней, это правда. К тому же, у тебя аналитический ум, и ты умеешь работать над трудными задачами.

Гермиона встретилась с Кингсли взглядом, но неприятное ощущение никуда не исчезло, хотя в его глазах она прочла уверенность и спокойную решимость. «Успокойся», — велела она себе и бодро спросила: — И что нужно сделать? — Всего лишь создать сказку.

Разумеется, профессор Дамблдор не оставил своим последователям точного плана или советов — только намёки. Но Орден Феникса, точнее, старший его состав, почти не сомневался в том, что понял их правильно. На первый взгляд идея показалась Гермионе бредовой, но стоило ей задуматься, как она поняла её гениальность.