Клиф нашел в доме моток красных ниток, привязал конец к булавке араба, воткнутой посереди Аравийского полуострова, и начал последовательно продвигаться по булавкам, накручивая на них петельки. Закончив работу, он встал и внимательно посмотрел на получившийся красный контур. Он ходил вокруг карты, смотрел на нее под разными углами, но никак не мог увидеть ни одного логичного символа или изображения. Булавки были соединены совершенно бессмысленно.
Клиф покоординатно перерисовал все выделенные точки с географической карты на бумагу, и попытался врисовать в них сначала еврейскую звезду, затем пентаграмму, христианский крест, полумесяц. Он перебирал буквы, символы, слова, но не мог получить ни одного удовлетворительного изображения. Когда фантазия его иссякла, Клиффорд смял разрисованный лист и выкинул в сторону.
Сперва Клиф думал, что очень неплохо сумел разглядеть человека в белом халате, но чем дольше он пытался вспомнить хоть одну деталь его внешности, тем больше понимал, что образ ученого исчез из его памяти. Сколько Клиф не старался – ему все равно не удалось записать ни возраста ученого, ни его национальности, ни даже цвета кожи.
Л
Такой вариант произошедшего вполне удовлетворял требованиям рационализма Клиффорда. Все представлялось весьма логичным: выданные подопытным Сферы, например, могли служить для отвлечения их внимания, чтобы они думали не о чипе в их голове, а о том, как не разбить стеклянный шар.
Фантазия Клиффорда пошла далеко вперед, украшая «инцидент» все более впечатляющими техническими подробностями, раскрывая мировые заговоры и делая его самоотверженным борцом с тоталитарным всеконтролирующим режимом. Он даже на первых порах хотел разбить валявшуюся в кресле Сферу, но, замахнувшись, плавно и аккуратно вернул ее на место.