— Почему мое имя так интересует вас? — повторила свой вопрос незнакомка.
Гин пожал плечами:
— Как же мне вас называть, не зная имени? Предположим, я хочу пригласить вас поужинать со мной после этой вечеринки. Как я скажу вам об этом? «Простите, мисс Икс, или мисс Игрек, или как-вас-там-называть, не поужинаете ли вы со мной?»
Она покачала головой:
— Вы не должны так говорить.
— Что же я такого сказал?
— Не говорите ничего, потому что я не могу пойти с вами.
Он взял ее за руку.
— Ну конечно же, вы можете пойти со мной. Вы ведь не замужем, не правда ли?
— Нет.
— Я сразу же понял, что вы не замужем. Вы не похожи на этих вашингтонских жен, которые рано или поздно начинают преследовать своих мужей.
— Преследовать?
— Конечно, — сказал Гин. — Они постоянно ревнуют к девицам, с которыми спят их мужья, и видят соперниц во всех девушках, с которыми, по их мнению, их мужья могли бы закрутить роман.
— Это все так сложно.
— Вы к этому привыкнете. Это неотъемлемая часть нашей демократии.
Девушка рассеянно потрогала серьгу. Помолчав, она сказала:
— Все это как-то безнравственно.
Гин с удивлением взглянул на нее. «Нравственность» — слово, которое он не слышал с тех пор, как четыре года назад разоблачил стяжательный проект осушения болот, но и это был скандал из-за денег. Из уст незнакомки это слово прозвучало странно и неуместно. Здесь, в Вашингтоне, на светской вечеринке, девушка с великолепной фигурой, в облегающем шелковом платье, говорит о морали!
— Послушайте, — сказал он мягко. — Жизнь полна стрессов и напряжения. Многие люди, особенно политики, любят поволочиться, повалять дурака, это для них своего рода отдых, развлечение.
— Да, но только не для меня.
Гин развел руками, извиняясь:
— Я ничего такого не имел в виду. Если хотите знать, вот что я думаю о вас: вы красивая девушка и очень сексуальная, надо быть монахом, чтобы не замечать этого.
Она заморгала в смущении:
— Вы… находите меня… сексуальной?
Гин чуть не рассмеялся:
— Ну конечно, черт возьми! Интересно, о чем вы думали, когда надевали это вечернее платье?
Она покраснела:
— Я не знаю. Я не думала…
Гин снова взял ее за руку:
— Я думаю, было бы лучше, если бы вы назвали мне свое имя. Это намного бы упростило жизнь.
— Хорошо. Меня зовут Лори Сэмпл.
Гин нахмурил брови:
— Сэмпл? Ваш отец…
— Жан Сэмпл, французский дипломат.
Гин мягко пожал ее пальцы:
— Мне очень жаль. Я никогда не встречался с ним, но мне говорили, что он был замечательный человек. Простите.
— Не стоит извиняться. Он всегда понимал, что ведет рискованную жизнь. Моя мать говорит, что, возможно, он сейчас более удовлетворен, чем когда-либо при жизни.
Гин тронул за рукав проходившего мимо официанта и заказал коктейль. Затем он снова обратился к Лори:
— А вы уверены, что мне не удастся уговорить вас поужинать со мной? Я уже давно собираюсь зайти в ресторан к Монпелье.
Она отрицательно покачала головой:
— Извините, Гин, я не могу.
— Я не понимаю почему. Возможно, я не Рок Хадсон, но я все же славный парень. Таких, как я, еще надо поискать среди политиков. Или вы хотите всю жизнь появляться на людях с какой-нибудь очкастой клячей из министерства финансов?
— Гин, — сказала она, и он вновь уловил крепкий аромат ее духов. — Я вовсе не хочу обидеть вас, не хочу показаться вам грубой. Я пришла, потому что моего отца пригласили на эту вечеринку, еще когда он был жив. Я здесь по долгу вежливости. Я сказала все, что нужно, и всем, кому нужно. А сейчас я должна идти.
— Вы не носите траур? — спросил он вдруг.
— Нет, не ношу. У нас в семье из поколения в поколение смерть мужчины воспринималась как праздник. Я праздную кончину моего отца, потому что он выполнил свой долг и теперь обрел покой.
— Вы празднуете? — переспросил Гин.
Лори подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:
— Да, у нас так принято. Так было всегда и так останется.
Гин все еще пытался вникнуть в то, что она сказала, когда официант принес ему коктейль. Гин дал ему доллар и неуверенно промолвил:
— Лори, не подумайте, что я сую нос в чужие дела, но я никогда раньше не встречал семью, которая празднует кончину родственника.
Она отвернулась:
— Мне не следовало говорить об этом. Я знаю, что это многих шокирует. Если человек уходит из жизни, значит, он завершил все свои земные дела и поэтому счастлив — вот как мы это понимаем.
— Будь я проклят! — воскликнул он, отхлебнув ледяной коктейль.
Лори снова посмотрела на него.
— Мне пора идти, — сказала она.
— Уже? Но вы здесь всего несколько минут! Вечеринка закончится только в три. Подождите еще немного, и вы увидите стриптиз мисс Моровски. И как только вы это увидите, все ваши рассуждения о морали выпорхнут в окно.
— Не смейтесь надо мной, — сказала она.
— Милая, я не смеюсь, просто я очень не хочу, чтобы вы уходили.
— Я знаю. Простите, но я должна идти.