Теперь его прежняя ирония показалась мне фальшивой, а лживая доброжелательность нужна была только для того, чтобы втереться в доверие и лишить бдительности. В голосе чувствовался металл неприкрытой агрессии, и я заметил, что его тело напряглось, будто он собирался драться. Я зашел за стул: мной управляли не мысли, а инстинкт жертвы, готовой бежать от охотника.
— Что ж, если это ничего не стоящая подделка, я просто оставлю ее у себя дома. — Я постарался произнести это как можно небрежнее и протянул руку взять астрариум, но неожиданно моя ладонь наткнулась на его руку, и он взял меня за запястье. Я попытался освободиться, но Уоллингтон для своей комплекции оказался очень проворным.
— Я вас уже предупреждал: даже для подделок существуют определенные правила.
Манеры Уоллингтона совершено изменились, и под маской ученого я увидел военного — тайную, но реальную угрозу. Я сразу испугался, душу переполнил страх. Затем также внезапно он стал спокойно-дружелюбным и отпустил мою руку.
— Это не займет много времени. Вы не откажетесь здесь подождать?
Теперь его улыбка была открытой, ободряющей. Я нехотя сел на стул. Может быть, у меня приступ паранойи? Через стеклянную перегородку было видно, как он в соседнем кабинете подошел к коллеге, на вид не из начальства. Они обменялись несколькими словами и посмотрели на перегородку. Но как я ни старался, мне не удалось перехватить их взгляды, и я догадался, что перегородка была прозрачной только с одной стороны. Ученые как будто спорили. Коллега был старше Уоллингтона. Он потянулся к телефону, но Хью перехватил его руку и не дал поднять трубку.
Рукав на рубашке Уоллингтона задрался, и показалась татуировка. Он быстро дернул рукой, и татуировка исчезла. На расстоянии было трудно судить, но мне показалось, что я различил Ба, схожее с тем, что носила на ноге Изабелла. Совпадение рисунков подействовало на меня словно удар электрического тока.
А звук захлопывавшейся неподалеку двери заставил действовать. Я положил астрариум обратно в рюкзак и поспешно, но стараясь не привлекать внимания, вышел из кабинета.
Вестибюль музея был полон туристов. Я остановился у подножия широкой мраморной лестницы и заметил у противоположной стены служителя, внимательно осматривающего толпу. Быстро нырнул за колонну. В этот момент открылась дверь лифта, и из кабины с видом, не оставляющим сомнений в серьезности намерений, вышли пять охранников. По команде старшего они разделились и принялись прочесывать толпу туристов и посетителей музея. Эти люди явно кого-то искали. Я лихорадочно оглянулся. Неподалеку молодая беременная женщина с ребенком никак не могла справиться с детской коляской. Малышка разревелась. Я пригнул голову, быстро подошел к женщине и предложил помочь. Не дожидаясь ответа, успокоил девочку, пристегнул ее к сиденью и в сопровождении матери покатил к выходу. Когда мы проходили мимо охранника, я улыбался и что-то говорил благодарной женщине — втроем мы производили впечатление молодой семьи. На меня никто не обратил внимания. Но когда мы оказались у конторки служителей, зазвонил телефон. Девушка сняла трубку и посмотрела в мою сторону. Я призвал на помощь весь свой актерский талант и ответил ей безразличным взглядом. До вращающейся стеклянной двери оставалось не больше фута, когда она позвала охранников. Не говоря ни слова, я отдал коляску матери и, стараясь не поддаваться панике, поспешно покинул музей. На улице бросился бежать, остановил такси и прыгнул в машину.
Когда такси поворачивало за угол, я увидел выскакивавших из музея охранников и пригнулся на сиденье.
20
Ночью я лежал в постели, борясь с усталостью и страхом, что мне снова явится во сне Изабелла. Тело сводило от напряжение. Не в силах расслабиться, я не закрывал глаз и следил за движением теней на потолке. Оказавшись дома, я запер дверь на замок и задвинул шкафом, но попытка таким образом остановить вторжение в квартиру самому показалась смехотворной. Хью Уоллингтон, если захочет, легко узнает мой адрес. Внезапно с улицы раздался нечеловеческий вопль. Я испуганно подпрыгнул в кровати, ожидая сверхъестественных гостей. Но за воплем последовало урчание и мяуканье, и я с облегчением понял, что за окном подрались кошки. Посмеялся над своим страхом и, взглянув на будильник, с удивлением понял, что уже пять утра. Встал с кровати и, прикидывая, как себя отвлечь, решил просмотреть лондонские бумаги Изабеллы — не найдется ли в них какого-нибудь ключика или зацепки. Памятуя, как серьезно жена относилась к своей работе, я надеялся, что найду что-нибудь об астрариуме и соображу, что с ним делать дальше. Я не мог повсюду таскать с собой артефакт. Следовало как можно скорее от него избавиться. Я потянулся на верхнюю полку за коробкой с папками, задел нижнюю и столкнул на ковер книгу. Она оказалась сборником английской поэзии. Поднимая томик, я обратил внимание на надпись на внутренней стороне обложки: «Изабелле с любовью от Энрико Сильвио. Оксфорд, 1970».