Сфинкс. Приключения Шерлока Холмса (сборник)

– Дорогой Ватсон, – сказал Шерлок Холмс, когда мы уютно расположились в придвинутых к камину креслах в его квартире на Бейкер-стрит, – жизнь бесконечно причудливее, чем любое порождение человеческого разума. Мы не в состоянии постичь даже того, в результате каких хитросплетений происходят самые обычные, повседневные вещи. Если бы мы с вами могли, взявшись за руки, выпорхнуть в это окно, пролететь над нашим огромным городом, заглянуть под крыши домов и подсмотреть те удивительные вещи, которые творятся кругом, увидеть странные совпадения, понаблюдать за хитроумными планами, противоречивыми помыслами, всей чехардой событий, которая тянется из поколения в поколение и приводит к самым неожиданным результатам, то вся литература с ее предсказуемыми сюжетами и избитыми приемами показалась бы нам скучной и нестоящей.

– И все же я не согласен с вами, – ответил я. – Те происшествия, о которых пишут в газетах, как правило, достаточно тривиальны и лишены какого-либо интереса. В полицейских отчетах натурализм вообще достигает наивысшей точки, но, надо признать, что вряд ли кто-то назовет их захватывающим или высокохудожественным чтивом.

– Для создания реалистичного эффекта требуется вдумчивый отбор и известная доля сдержанности, – заметил Холмс. – Это как раз то, чего не хватает полицейским отчетам, в которых больше внимания уделяется работе следователей, чем подробностям дела, которые наблюдателя и интересуют в первую очередь. Поверьте, нет ничего более необычного, чем то, что кажется банальным.

Я улыбнулся, выразив некоторое сомнение.

– Конечно же, я понимаю, что заставляет вас так думать, – сказал я. – Ведь вы, как частный сыщик-консультант, к которому обращаются за советом и помощью люди с трех континентов, постоянно имеете дело с необычным и загадочным. Но вот… – Я поднял с пола утреннюю газету. – Давайте проведем небольшую проверку. Возьмем первый попавшийся заголовок. «Жена страдает от жестокости мужа». Здесь полколонки текста, но я могу догадаться, о чем эта статья, даже не читая ее. Наверняка это обычная история: другая женщина, выпивка, толчок, удар, кровоподтеки, сочувствующая сестра или хозяйка дома. Любой, даже самый бесталанный сочинитель придумал бы сюжет поинтересней.

– Вообще-то, Ватсон, вы выбрали крайне неудачный пример, – сказал Холмс, взяв газету и быстро пробежав глазами статью. – Здесь говорится о разводе четы Данде, а мне как раз случилось участвовать в этом деле, меня попросили прояснить кое-какие мелочи. Муж здесь был абсолютным трезвенником, никакой другой женщины не было и в помине, а суть жалобы заключалась в том, что супруг завел привычку за столом вытаскивать изо рта вставную челюсть и швырять ею в жену. Такое, согласитесь, вряд ли пришло бы в голову обычному сочинителю. Нюхните табаку, доктор, и признайте, что на вашем примере я заработал очко.

Он протянул мне старинную золотую табакерку с огромным аметистом в середине крышки. В руках Холмса, привыкшего жить скромно, чуть ли не по-спартански, видеть столь дорогую вещь было так непривычно, что я не удержался и спросил, откуда она у него.

– Ах да, – сказал Холмс, – я и забыл, что мы с вами не виделись уже несколько недель. Эта безделушка – подарок короля Богемии в благодарность за мою помощь с письмами Ирен Адлер.

– А кольцо? – поинтересовался я, заметив великолепный бриллиант, сверкающий у него на пальце.

– Это от голландской королевской семьи, но дело, в котором я им помог, настолько деликатно, что я не имею права рассказать о нем даже вам, хоть вы любезно взяли на себя труд описывать некоторые из моих приключений.

– А сейчас у вас есть какое-нибудь дело? – поинтересовался я.

– Да, я веду с десяток расследований, но ничего стоящего. Понимаете, все это важные, значительные дела, но совершенно неинтересные. Вообще-то, я давно заметил, чем зауряднее преступление, тем больший простор для работы мысли, для более скорого анализа мотивов и последствий, которые, собственно, и составляют прелесть работы сыщика. Все громкие преступления чаще всего на поверку оказываются очень простыми, потому что, чем серьезнее преступление, тем очевиднее его мотивы. В тех делах, которыми я сейчас занимаюсь (кроме одного довольно любопытного случая, с которым ко мне обратились из Марселя), нет ничего, что могло бы вызвать интерес. Хотя очень может быть, что все изменится в ближайшие несколько минут, поскольку, если я не ошибаюсь, к нам направляется новый клиент.

Холмс поднялся с кресла и теперь стоял у окна между раздвинутыми шторами, всматриваясь в бесцветную лондонскую мглу. Я подошел, посмотрел через его плечо и увидел на противоположной стороне улицы статную женщину в пышном меховом боа[26] и украшенной большим закрученным красным пером широкополой шляпе, кокетливо сдвинутой набок. Из-под этой крыши она поглядывала на наши окна, нервно теребя застежки кожаных перчаток и покачиваясь, словно не решаясь шагнуть вперед. Вдруг, как пловец, отрывающийся от берега, она ринулась через улицу, и внизу раздался резкий звон колокольчика.