Так думают и жители города Фьоридо, традиционно становящегося столицей Сумары на осенне-зимний период, валом валя на очередное представление странствующего театра, запоздало завершающего осенний сезон гастролей в самом начале первого зимнего месяца – по просьбам главы Магистрата, не желающего оставить город без полюбившегося развлечения. Ой-ой, да кто же не захочет увидеть спектакль, где все декорации оживают по мере развития сюжета пьесы, над залом пролетает чуть ли не всамделишный дракон, сцена вдруг обрастает настоящим лесом или заменяется стеной воды, каким-то чудом не обрушивающейся на зрителей! А прочие чудеса, вроде порхающих по залу живых бабочек или ярких тропических птиц? А сменяющие друг друга картины местности, если надобно показать бешеную скачку? А чертоги с бесконечными залами? Где вы такое еще увидите – разве что в следующем году, когда лучшая труппа королевства (они сами себя так назвали, но никто и не спорит) сочтет нужным посетить ваш городишко, или где вы там живете.
– К нам, к нам! – зазывают верткие мальчишки и девчонки в ярких костюмчиках. – Последняя гастроль!
Но нет, в мелкие городишки лучший театр Сумары вряд ли приедет, возни много, а финансового выхлопа – голубь какнул, одна срамота. Вот и тянутся во Фьоридо любители зрелищ, порой целыми семьями. Место-то в театре всем найдется – и дорогие билеты в партере по десятку гольдано ценой уйдут влет, и амфитеатр раскупят за
Огромный столичный театр полон. Ни у кого нет сомнения, что в этот вечер кассу ждет прекрасная выручка, а пятеро крепких парней, владеющих короткими мечами и метательными ножами лучше, чем столовыми приборами, присматривают за туго набитыми звенящими мешочками. Содержимое их распределяется согласно контрактам с актерами и всей обслугой театра, от постоянной до нанятой в городе на время гастролей. Недовольным не останется никто, включая тех самых крепких парней. У них ведь есть еще обязанность – охранять полсотни бесценных картин-сфумато, оживающих в качестве декораций для спектаклей, и стоят эти картины баснословно дорого. Разумеется, они застрахованы, и не зря.
Вы знаете, кому приписывают их авторство? Самому
– Пабло! Шевелись! Смотри, складки занавеса смяты, как платье у дешевой девки. Поправь немедленно! – слышится громовой голос откуда-то из кулис.
– Да, Марко! – откликается Пабло с почтением. – Уже бегу!
В ответ слышится одобрительное ворчание, а громовой голос становится тихим и ласковым, потому что теперь обращен к женщине, да какой хорошенькой…
– Амалия! Если вы не ослабите шнуровку платья на вашей чудесной, обольстительной осиной талии, то задохнетесь к концу первого акта, а ваши грудки, эти божественные яблочки, просто вывалятся из корсажа. Что я буду делать без своей примадонны? Пойду по миру с протянутой рукой, ибо заменить вас невозможно!
Примадонна розовеет от смущения и удовольствия. Обладатель голоса вне действия пьесы к яблочкам ни разу не прикоснулся, а мог бы, ему намекали неоднократно.
– Марко… – Красотка Амалия вздыхает и соглашается на все, глядя куда-то в кулисы безнадежным влюбленным взором. – Только ради вас.
– Умница.
Теперь ласковый голос снова меняется, переключаясь на сугубо деловой тон, ведь разговор ведется с казначеем.
– Маурицио! Готовьте сезонные расчетные листы для всех. Не забудьте приписать сверх обычной платы двум рабочим сцены – тем дуракам, которые упали со строительных лесов.
– Эх, Марко… – бурчит пожилой казначей. – Я бы не отсыпал им ни нитенсо сверху. Кто велел им лазать без страховочных тросов? Чай не обезьяны из галантской сельвы, должны соображать.
– Вот именно, не обезьяны. Те умнее. А этим дурням придется кормить зимой свои семьи. Делайте, что я сказал.