Сгинь!

Зимой из-за снега обрыв стал не столь резким, а вниз по тропинке мужчина выдолбил несколько ступенек – они заметно облегчали спуск-подъем, но вода из ведер то и дело выплескивалась, мороз ее тут же схватывал, образовывалась наледь. Чуть оступись, будешь танцевать до самой речки или катиться на заднице, бренча ведром на весь лес, отбивая об лед свое несчастное тело.

– Может, вбок тропинку пустить? –  еле слышно предложила женщина. – Эта совсем уже скользкая стала.

Она боялась этого подхода к реке, давно думала попросить проложить новую тропку, да все стеснялась или даже боялась заговорить об этом.

Мужчина рявкнул:

– Нечего!

И дальше раскидывать снег. Мерно-мерно, каждое движение точное, каждое движение не лишнее. На очередном взмахе лопаты замер.

– Что-то случилось? –  спросила женщина.

Мужчина молчал. Чуть наклонил голову, разглядывая что-то. Затем осторожно, буквально по горсточке, начал откидывать снег кончиком лопаты.

Женщине стало любопытно, что там происходит. Она вытянула шею, ничего не увидела. Присела: вдруг снизу лучше обзор? Тоже ничего. Тогда она шагнула в самый сугроб, зачерпнув снег валенком. Еще шаг вперед, поближе, ближе, ближе.

Ближе.

Ближе.

Мужчина ткнул лопату в снег и принялся рыть руками.

«Да что с ним такое?» – подумала женщина, подбираясь вплотную.

Теперь она находилась с соседом на одном уровне, с той разницей, что он стоял на тропе, а она в сугробе. Ноги у нее совершенно промокли.

Тут он откопал что-то круглое. Мяч? Камень? Прямо посреди тропы? Раньше тут ничего не было! Она день за днем, почти без пропусков, ходила по этой самой тропе, не спотыкалась. Круглого, квадратного, прямоугольного – какого угодно здесь никогда не было. Уж она бы не пропустила.

Мужчина присел на корточки и начал судорожно раскидывать снег. Спустя несколько минут он отрыл голову.

Голова! Господибожетымой!

Человеческая голова – закрытые глаза, замкнутый рот, впалые щеки. Человеческая голова прямо посреди тропы, ведущей к реке. Прямо у них во дворе! Вся синюшная, будто изо льда, но человеческая, но голова.

У них во дворе труп!

Мужчина продолжал раскидывать снег руками, вот уже показалась шея, за ней плечи. Женщина в непонятном ей самой порыве – внутри ее все рвалось от жгучего страха – кинулась к соседу и тоже начала копать.

Они отрыли его по пояс. Нужно бы целиком, чтобы убедиться, что это и впрямь труп. Словно будь это только голова, или голова с шеей, или даже половина тела, это бы не считалось. Но тело вмерзло в землю. Та была как камень и не поддавалась.

У них во дворе лежал труп. Не манекен. Руки сложены в последней молитве: «Господь, возьми меня на небо!»

Мужчина и женщина уставились на тело. Стояли и смотрели. Молчали и смотрели. Смотрели и смотрели.

Скорее всего, это был труп мужчины: острые скулы, впалые щеки. Он весь словно усох, сжался от холода. Кожа сине-черная, будто от обморожения.

Мертвец был голый.

Кто зимой ходит с голым торсом, а то и вовсе без одежды? Как вообще здесь оказался труп? В этом богом забытом месте, где-то глубоко в лесу между Ленинградской и Вологодской областями – толком не поймешь, в какой именно. В такой глуши, в таких непролазных лесах никому и в голову не пришло поделить территорию ровно – это вот Ленинградская, это вот Вологодская. Здесь, где в гости к тебе заглядывают только зайцы да глухари. Здесь, где не было ни души с тех пор, когда отсюда ушел хозяин избы. Не он ли это сейчас бездыханный валяется посреди тропы, ведущей к реке? Не собирался ли он выдворить непрошеных гостей?

И почему он мертв?

– Как по воду теперь ходить…

Женщина первой прервала молчание. Ей казалось, не заговори она сейчас, тоже превратится в синий труп. Ей было все равно на эту чертову воду, но что-то же нужно было сказать, что-то нужно спросить. Тишина тоже убивает.

Они словно опомнились разом, начали озираться.

Лес молчал. Хранил тайну убийцы, не выдаст теперь, как ни спрашивай. Плохой из леса свидетель. День тоже притих и еще больше посерел – задумался, окончательно ли он испорчен.

Женщина вжала голову в плечи. Резко оглянулась: показалось, что стоит кто-то за спиной. Возьмет и хрястнет по голове. Уложит рядышком с мертвецом – покойтесь с миром, недорогие, –  и будет сам теперь за водой ходить, прям по ее мертвому телу. По глазам, по носу, по губам – пяткой, пяткой. По груди, по пузу, по ногам – обеими ступнями.

Но никого там не было.

Оглянулся и мужчина – скрип снега услышал. Но и ему показалось. Не было там никого.

– Там кто-то есть! –  рука женщины дрожала и указывала на сосну. На эту или на соседнюю – не разобрать. На любую.

Мужчина ринулся было туда прям по сугробам, но замер на полпути, развернулся.

– Никого.

Привиделось. Придумалось.

Стало казаться, что со всех сторон таращатся. Те, что убили. Те, что труп приволокли. Один или несколько – неважно, опасность где-то рядом. Может, это не метель бушевала, а убийца. Пустил снег в глаза, дверь, в окна, чтоб не было свидетелей, и совершал ужасное. Может, кричал несчастный, да уносил ветер крики его в сторону, подальше от чужих ушей.

– Надо осмотреть, –  робко предложила женщина.