Сгорая дотла

Мое сердце почему-то слегка подпрыгнуло от этого слова.

– Нас?..

Он жестом указал на наших товарищей-заложников.

– Мы в твоем пуле присяжных. Что ты думаешь о нас?

– Ах, да, – сказала я, мысленно ругая себя.

«Черт возьми, Гарденер, возьми себя в руки».

Я взглянула на него.

– Ты уверен, что я не прерываю вашу беседу с мисс Патель?

Прозвучало гораздо более стервозно, чем я предполагала. Ревностно. Я попыталась как-то загладить сказанное, но Кори, похоже, ничего такого не заметил.

Он взглянул на дверь, за которой стоял Фрэнки.

– Она разговаривает по телефону с копами, – сообщил он вполголоса.

– Прямо сейчас? Как?.. – затем я вспомнила, что Амита разговаривала через беспроводной наушник. – Она была на связи с ними с самого начала?

Он кивнул.

– Что, если Фрэнки заметит? Он озвереет.

– Возможно. Но если они унесут ее телефон слишком далеко, он все равно выключится. До сих пор она умудрялась предоставлять полиции кучу информации о грабителях. Чертовски умно.

– Да, – пробормотала я. – Очень.

– Эй, – прошептал Кори, легонько подтолкнув меня локтем. – Итак, давай. Мистер Рой Моргенштерн в твоем пуле присяжных. Оставляешь его или динамишь?

– Я, эм, ну, это зависит от обстоятельств, – сказала я, переключая свое внимание. – Если бы я подавала иск на крупную корпорацию, я бы уволила его еще до того, как он успеет сесть.

– В каком случае ты бы его оставила?

– Если бы я представляла корпорацию. В таком случае я бы молилась, чтобы его назначили председателем.

– И часто ты берешься за подобные дела? – улыбка Кори погасла. – Большие корпорации против простого человека?

– Я берусь за дела, которые, как я верю, могу выиграть, – я прижалась к стене.

– А если сторона, одержавшая победу, – неправильная сторона?

– Правильное или неправильное существует только в понимании законодательства.

– Да, но все же. Есть серая зона…

– Серой зоны нет, – сказала я как можно более нейтральным тоном. – Нельзя позволять эмоциям встать на твоем пути. Или сочувствию. Нужно отбросить все это в сторону и взглянуть на букву закона. И точка.

– Хорошо, но что, если простой человек прав с моральной точки зрения, но его дело проигрышное. Понимаешь? Расклад не в его пользу. Что-то вроде Давида и Голиафа.

– Да, есть такое, – медленно проговорила я.

«Манро против Хатчинсон», – подумала я, хотя в данном случае Давид владел семейной сетью скобяных изделий, а Голиаф был отвратительным маленьким человечком, едва достигшим метра шестидесяти сантиметров.

– Вопрос такой, – сказал Кори, – на чьей ты стороне?

«Не позволяй ему забалтывать тебя, – я напряглась. – Он понятия не имеет, как усердно ты работаешь и насколько все это сложно», – и все же подробности дела Манро царапали мой разум, как крапива.

– Я же сказала, что борюсь за человека, который меня нанимает. Если я соглашаюсь взяться за дело, это означает, что я считаю его выигрышным.

– Невзирая на обстоятельства?

Я скрестила руки на груди.

– Это намного сложнее, чем то, что ты видишь по телевизору или в кино.

Кори задумчиво кивнул.

– Ладно, так что насчет меня? – наконец спросил он.

– В смысле, среди присяжных по делу Давида и Голиафа?

– Ага.

Я взглянула на него и вдруг почувствовала себя немного растерянной. Его глаза были похожи на темные омуты, в которых светилась нежность, никак не вязавшаяся с его суровой внешностью. Способность видеть людей насквозь, которая так хорошо служила мне в зале суда, сейчас была направлена на Кори Бишопа, и я увидела доброту, честь.

Это человек, который редко жалуется и который терпеть не может всякую ерунду.

Человек, который не бросает на ветер слов и пустых обещаний.

Человек, который пожертвует собой ради других, но который сам скорее съест стекло, чем попросит о помощи.

Раньше я и понятия не имела, насколько чуткой может быть моя интуиция. Не зря меня считают одаренной. За широкой грудью Кори скрывалось золотое сердце, бьющееся ровным, спокойным ритмом доброты и порядочности. Я готова поставить на кон свою карьеру, доказывая это.

– Я бы уволила тебя немедленно.

Он выслушал это, казалось, поглощая меня взглядом почти так же, как и я его, а затем слегка рассмеялся, чтобы снять странное напряжение.

– Ой-ой. Вышвырнула бы меня на обочину.

Я слабо улыбнулась.

– Не зря ведь меня называют Леди Акула.

– Кто тебя так называет?

– Такая у меня репутация в Верховном суде.

Он нахмурился, как будто ему не понравилось, как это прозвучало.

– И это хорошо?

«Я так думала раньше. До этого момента».

Я встряхнулась, поклявшись не позволять этому человеку разгадывать мои мысли и чувства с полуслова. Взгляда.

– Мой отец был великим юристом, – сказала я. – Самым лучшим. Его называли Большой Белой Акулой, и теперь я иду по его стопам. Или, во всяком случае, надеюсь на это.

– Он, должно быть, гордится тобой, – странная меланхолия промелькнула на лице Кори, а затем снова исчезла. – Но по мне, так ты вовсе не акула.