– А дополнительные уроки вы будете давать?
– А как насчет астрономии? Ведь авиация и астрономия, говорят, неразделимы, и нам хотелось бы, чтобы вы рассказали о звездах…
Девушки смело атаковали его. Пора было начинать урок, а в горле у него пересохло, словно руки Ирины все еще обвивали шею, а жаркие губы не давали открыть рта.
Ирина тряхнула головой, опустив свои колдовские глаза, и наваждение исчезло, он обрел дар речи, заговорил чуть хрипловато, с каждым словом чувствуя, как крепнет голос, логичнее выстраиваются мысли, фразы. Любопытство, ирония в глазах девушек сменились интересом, внимательностью. Теперь и на Ирину он смотрел как на милого, прилежного ученика, которого следовало обучить нужному и серьезному делу. Он так увлекся, говорил с таким вдохновением, что не заметил, как пролетели 45 минут и дежурная позвонила на перерыв.
Девушки не торопились покинуть «класс», а некоторые и совсем не собирались уходить, вертелись около своего «учителя», подыскивая повод, чтобы заговорить, и он вынужден был попросить их оставить его с новенькой на беседу. Когда они вышли, Александр, не боясь, что их могут застать, подошел к Ирине, обнял ее за плечи и притянул к себе. Она обожгла его губами, горячим дыханием.
– Прости. Прости, что я так уехал, – говорил он между поцелуями. – Теперь ты понимаешь…
– Я поняла еще тогда, когда кинулась к тебе в гостиницу и мне сказали, что в двенадцатом номере проживал не Пименов, а Туманов… Зря ты сдрейфил, я бы еще тогда уехала с тобой.
– Вот потому и сдрейфил. Ты бросила институт?
– Сейчас это не самое важное.
– Думаешь, мотористом важнее?
Она посмотрела на него как человек, скрывающий какую?то тайну.
– А разве нет? Готовить самолеты к боевому вылету разве маловажно?
– Нет, но…
– Образование не позволяет, – усмехнулась Ирина. – Пусть тебя это не волнует. И слишком у нас мало времени, чтобы ломать над этим голову… Как твоя поясница?
А он?то думал, она ничего не заметила.
– В порядке. Скоро буду летать. А как твой Гандыбин, не кинется разыскивать тебя?
– Думаю, нет. Я ушла от него раньше, жила у отца… – За дверью послышались девичьи голоса.
– Давай встретимся вечером, – шепнула она.
– Где?
– На пути к аэродрому. У кладбища.
– Хорошо. Как только стемнеет.
В дверь постучали.
– Войдите, – разрешил Туманов, жалея, что так быстро окончился перерыв.
24 февраля 1942 г. …В последний час. Наши войска окружили 16-ю немецкую армию…
(От Советского информбюро)
В тот же день экипаж «хейнкеля» было приказано отправить в штаб дивизии. За ним прилетел Ли?2. Проводив «приблудших», Петровский неторопливо зашагал к штабу, еще раз обдумывая происшедшее, восстанавливая и домысливая картины, свидетелем которых довелось быть и которые, как говорят, остались за кадром.
Итак, последнюю радиопередачу вражеский агент вел в ночь на 27 июня. «Лечь на дно», как говорят подводники, его заставило многое: появление у аэродрома спецмашин с пеленгаторами, гибель связников. То, что радиопередачи мог вести кто?то не из мотоциклистов, застреленных Пикаловым, Петровский допускал и ранее. Даже если и они, кто?то же снабжал их разведданными. Кто?…
Вражеские мотоциклисты не раз вступали в контакт с начальником ГСМ БАО старшим лейтенантом Нурахметовым: заправлялись у него бензином, бывали даже на пустовавшей квартире – жена Нурахметова эвакуировалась с первым эшелоном. Но это была всего?навсего лишь ниточка, а других серьезных улик против него не имелось. Правда, перед самой эвакуацией на ГСМ у Нурахметова появился вдруг мотоцикл с коляской с заправленным бензином баком и запасной канистрой. Были белые пятна и в его биографии. Наблюдая за ним, Петровский все больше проникался подозрением: старший лейтенант, играя под простачка среди летчиков, был смекалист и умен среди начальства, шустро выполнял распоряжения и старался быть всегда на виду. Он ведал спиртом, предназначенным для антиобледенительной системы, и не скупился, отпускал его летчикам и на «личные» нужды. Знал он все, что творилось в полку. Потому его информация представляла для противника большую ценность.