Улыбка сошла с её лица, и она, покачав головой, ответила:
– Не совсем, – с минуту помолчав, она продолжила: – Когда я сегодня в обеденный перерыв проходила мимо столовой, то услышала своё имя, произнесённое молодым женским голосом, и остановилась возле двери.
– Оказывается, новенькая настолько пришлась не по вкусу нашему молодому хирургу, что он даже не захотел взять её в ассистентки.
– Откуда у тебя такая информация? – поинтересовалась у той её собеседница.
– Анна Михайловна рассказала, наш руководитель, – снова заговорила первая. – Мы ведь с ней на одном автобусе домой ездим. Но меня, признаться, удивил отказ Виктора Олеговича этой девице. Мне казалось, он ни одной юбки не пропускает и влюбляется в любую более или менее симпатичную девушку.
– Или эта Ксения чучело огородное, – сказала другая, – или законченная тупица, не способная отличить скальпель от ножниц. Другого объяснения у меня нет.
Я не придала большого значения подслушанному разговору, ибо через час мне предстояло помогать Дмитрию Сергеевичу делать собаке операцию на сердце, а для этого мне следовало сохранять спокойствие и концентрацию. Пройдя мимо столовой и завернув за угол коридора, я увидела человека, идущего на встречу. В коридоре почему-то было очень темно и мне долго не удавалось разглядеть его лица. Но когда мы поравнялись, я узнала в нём Садовского. Он опустил голову и уставился на меня исполненным горького сожаления взглядом. Он как бы молча извинялся за вчерашнее, и мне даже показалось, что он хочет заговорить со мной, но не может решиться. Думаю, замедли я шаг, он успел бы собрать волю в кулак и вымолвить несколько слов, но я торопилась в кабинет Дмитрия Сергеевича, не предоставив ему такой возможности.
Операция на сердце прошла успешно. Я помогала хирургу тем, что подавала ему инструменты. И в конце он даже похвалил меня за ловкость и смекалку.
Прежде чем отправиться после работы домой, я подошла к небольшому зеркалу над раковиной в кабине хирурга, чтобы посмотреть на своё отражение. И отчего-то начала сравнивать себя нынешнюю с собой в старших классах школы. Я вспомнила, что лицо моё было круглее, чем сейчас, и немного светлее. Я нашла себя более красивой, чем раньше, но к собственному удивлению, поняла, что всё равно хочу навсегда остаться именно такой, как в тот год, когда Садовский якобы влюбился меня. Я поняла, что жутко скучаю по тому времени и по себе шестнадцатилетней. И я подумала, что вряд ли в моей жизни наступит более счастливый, чем тот, период. Наконец я вернулась к реальности и, закрыв кабинет, отнесла ключ на вахту. А потом я повернулась к окну и увидела Садовского, стоявшего возле своей машины на стоянке. Я подошла к окну и хорошенько оглядела его. Он, как и я, почти не изменился за эти пять лет. Разве что вырос на пару сантиментов и черты лица стали более мужественными. Я не сомневалась, что стоит он здесь в ожидании своей невесты, которая вот – вот выйдет из аптеки. Мне было любопытно взглянуть на эту, как вчера выразилась руководитель, богиню, поэтому я решила пока не уходить и ещё немного постоять у окна. Я простояла так не меньше полчаса, а из аптеки так никто и не вышел. Садовский взглянул на часы на своей руке, а затем резко повернулся в сторону клиники. И я, дабы он не заметил меня в окне, также резко отошла от него, и тут же подумала: «Какими глупостями я занимаюсь! Уже давно бы дома была!» И я решительно вышла из клиники и уже собиралась пройти мимо Садовского и его машины, как вдруг парень остановил меня за руку.
– Ксения, – обратился он ко мне, и я почувствовала, как лицо моё предательски краснеет. Правда, к моему успокоению, я заметила, как щёки Виктора тоже с каждой секундой становятся румянее. – Ты извини, что так вышло вчера. Я не хотел тебя обидеть, а всё, что сказал, сказал на эмоциях.
– Ничего страшно, – еле слышно проговорила я. Стоять рядом с парнем и смотреть на него ещё хотя бы минуту казалось мне чем-то немыслимым. Улыбнувшись, я кивнула головой в знак прощания и ушла. Пройдя несколько метров, я взглянула на свою ладонь. Она дрожала, как листок на дереве в последний день осени. И я даже мысленно пристыдила себя за эту детскую робость.
Виктор может думать, что его совесть отныне полностью чиста передо мной. Но меня не удовлетворили его извинения. Если бы он по-настоящему раскаивался в своём резком заявлении и если бы в нём была хоть капля желания построить со мной дружеские отношения, он предложил бы мне стать его ассистенткой. Получается, он выразил ко мне жёсткую неприязнь, а после замаскировал её под скупым «извини». Хитрец, однако. Ты знаешь, Зина, я только сегодня поняла, что все эти годы любила своё воображение. Я нафантазировала себе идеального мужчину в облике Садовского и любила его. А ведь столько людей убеждали меня в его подлой натуре, а я никому не хотела верить. Даже маму ненавидела до нынешнего дня, потому что она лишила меня возможности стать невестой этого лицемера.