Сгоревшая под дождём

Молодые люди резко вскинули головы и устремили на меня такие удивлённые и злые взгляды, что мне даже стало не по себе. Я повернулся к Зине в надежде получить поддержку или хотя бы объяснение такой реакции. Но вместо этого я поймал на себе ещё один сердитый взгляд.

– Но вы же не будете отрицать, что очень похожи, – пожал я плечами, всё ещё не понимая, что происходит.

Ксения густо покраснела, схватила за руку дочь, и они вместе убежали на второй этаж. Виктор встал из-за стола и проговорил еле слышно:

– Я, наверно, пойду.

С этими словами он стремительно покинул дом. Другой гость даже не заметил ухода сына, он всё ещё вёл активную беседу с хозяином. Зина поднялась со стула и принялась убирать посуду и остатки еды со стола, делая вид, что не замечает меня. Мне ничего не оставалось делать, как молча вернуться к себе домой.

В течение почти всего оставшегося дня я неустанно корил себя за свой ядовитый язык, ставший причиной скрытого раздора между дочерью и гостем соседа. Я видел, как молодых людей угнетает общество друг друга, и мог бы догадаться, что их связывает нечто большее, чем дружба их отцов. Несомненно, в далёком или недалёком прошлом им довелось стать врагами. Но как интеллигентные люди они сегодня вели себя сдержанно, хотя, судя по суровым лицам, желали наброситься друг на друга с кулаками. «Чёрт тебя дёрнул заговорить на столь неловкую для них тему, – ругал я себя, гуляя по аллее в парке. – Лучше бы похвалил погоду или печенье домработницы». Но больше всего меня мучило опасение, что Зина ввиду зародившейся ко мне ненависти, откажется от бесед со мной, подобных вчерашней. И я изо всех сил надеялся, что моё неведение позволит мне избежать наказания и я отделаюсь предупреждением впредь не сталкивать лбами Ксению и Виктора. И, самое главное, услышу обещанную мне историю любви несчастной девушки.

После недолгой прогулки, подойдя к забору собственного дома, я завидел стоявшую под раскидистым клёном домработницу соседа и главный мой страх улетучился. Если бы она так негодовала, как я себе успел вообразить, она бы сейчас не стояла тут с опущенными плечами, держа в руке кусок вишнёвого пирога. Значит, она всё-таки сменила гнев на милость и готова продолжать со мной общение.

– Геннадий, – сказала она виновато, – вы простите меня за утро. Я повела себя по-хамски, начав убирать со стола и даже не удостоив вас взглядом и словом, когда вы уходили. Я знаю, так не поступают со званными гостями. Надеюсь, вы не станете на меня сильно сердиться, ведь моему скверному поведению есть вполне логическое объяснение. Вы поставили в неловкое положение Ксению, мою любимую девочку. А за неё, знаете ли, я порву любого.

– Зина, вам не за что передо мной извиняться, – я улыбнулся. – Но раз уж вы чувствуете за собой вину, я знаю, как вы можете её загладить.

– Как?

– Продолжить вчерашний рассказ.

– Ах, конечно. Это само собой. Я принесла вам кусок пирога. Я конечно, ни на что не настаиваю, но я была бы не против выпить с вами чашечку чаю.

Без раздумий я пропустил женщину в дом. Едва я взялся за ручку чайника, как она выхватила его у меня и попросила доверить ей заварку чая, ибо она мастер в этом «непростом» деле. Я только усмехнулся и опустился на стул. Когда чай был готов, она села за стол напротив меня и наконец положила конец моим томительным ожиданиям, продолжив своё повествование.

– Как я вам говорила ранее, Ксения была очень смышлёным ребёнком. За все школьные годы она ни разу не посетила репетитора и никогда не попросила помощи в выполнении домашнего задания у кого-то из домочадцев. Но однажды, убирая в её комнате, я заметила, что она уже больше получаса сидит над одной задачей и никак не может её решить. Она нервно сопела, тёрла виски, изводила листы бумаги бесполезными записями, а потом комкала их и швыряла в мусорное ведро рядом со столом, за которым сидела. Я подумала, что, возможно, смогу ей помочь и, бросив влажную тряпку на подоконник, наклонилась к ней и спросила:

– Может, я смогу решить эту задачу?

Девочка судорожно вздохнула и, покачав головой, попросила меня сесть рядом с ней. Я повиновалась. Взглянув Ксении в лицо, я немного испугалась, ибо оно, как мне показалось, претерпело значительные изменения. Больше я не находила тех весёлых детских глаз, которым так умилялась и которые так любила, не видела я и приподнятых уголков губ. Передо мной была словно не Ксения, а чужая девушка, к которой мне предстояло привыкнуть. Я списала сию перемену на взросление и успокоилась. Но когда девочка заговорила, мною вновь овладела тревога.

– Зина, сегодня кое-что произошло, – сказала она, сильно волнуясь. Это волнение передалось мне и, вспоминая сейчас те минуты, мне становится смешно и грустно одновременно. Мы сидели рядом, смотрели друг на друга с едва не мокрыми от слёз глазами, с красными щеками, слушая каждый своё частое сердцебиение. – Со мной никогда такого не было. Когда я пришла из школы, хотела рассказать обо всём маме, но не осмелилась. Она спросила, что нового в школе, и язык мой окаменел. Мне казалось немыслимым говорить с ней на эту тему.