Читаем Сгоревший маскарад полностью

Звёзды переливаются одна в другую, небо вращается, вертится и лихо кружится, а покоящимся под небесными сводами дольним просторам совсем чуть-чуть, да удаётся забрезжить слабым контактом с распростёртой сверху обителью, тем самым напоминая о единстве вещей в непрерывности мирового круговорота. Колёса несущегося экспресса прокручиваются вперёд с точно таким же эффектом, когда смотришь на течение реки. Непрерывность обоих утешает и будоражит, ослабевает и бодрит, можно сказать даже подстёгивает на свершение какой-то пакости и в то же время праведного поступка. Вся эта неопределённость берётся от бессилия быть похожим на мировой закон – извечный круговорот космоса. Люди издавна мечтали стать бессмертными, что бы смерть приносила новую жизнь, подобно болезни, обновляющей желание жить. Но факт постепенного старения и кончины тела не давал повода радоваться метемпсихическим грёзам, посему и стали мы утишаться соблазном бессмертности души. Но время – штука, не терпящая застоев на чём-то одном; история всегда продолжает идти по принципу того же круговорота, от чего и мечты о реинкарнации постоянно преображались. В нашу эпоху – эпоху игр и сценических разыгровок – духовные перевоплощения вылились ранее упомянутой многоликостью актёра, его талантом сменять одну маску на другую и таким вот способом, живущего вечностью. Однако это не изменяет того, что переживание смерти болезненно сказывается на всём нашем естестве, какую-бы форму та не приняла. Так может ли что-то остановить этот природный поток вечности, угодно ли даже самой лучшей нашей амплуа обольстить неподкупного судью и обойти хитроумную ловушку смерти?..

Скупо веря в шаманизм и всякий анимизм, мне показалось мой железнодорожный шаттл услыхал моё вопрошание и протрубил о торможении. Происходит резкая остановка поезда. Сквозь окно виден лишь туман, а попытки достучаться до машиниста оказываются тщетными: из рации исходил один слабо шипящий гул. Это, правда, не было неожиданностью; нежданным стало бы как раз обратное, если со мной кто-то изволил побеседовать, вот тогда-то я насторожился, а так, казалось, всё протекает своим плавным чередом: одна остановка, одно игровое поле и один единственный игрок, никаких излишеств, только я и туманная дымка неизвестности. Сойдя с рейса, я осторожно побрёл дальше по рельсам. Видеть я мог лишь шесть метров вокруг себя, всё остальное окутывала какая-то мглистая субстанция, а когда дымка окончательно скрыла поезд, через меня диким порывом пронёсся поток горячего воздуха. Затем снова и снова, словно бы по часам, согревающий ветер обдувал меня, придавая сил двигаться дальше. Когда туман расступился, передо мной оказалось то, что я меньше всего предполагал увидеть. Каждое дуновение оказалось не ветренным бризом, а дыханием огромного быка. Чёрные крапинки взирали на меня без интереса, всё его тело было два метра в высоту и примерно столько же длину, но больше всего меня привлекла его расцветка: чёрно-белый окрас был того же насыщенного оттенка, каковой запомнился на одежде моей новой персоны. Связь и вправду прослеживалась, так как вокруг быка владычествовал тот же ореол чего-то потустороннего и трудно выразимого.

Я сбавил шаг и начал осторожно подступаться к дикому зверю. В этот миг я переживал не из-за того, что бык ускользнёт в небытие; страх был мой только от одного – от тревоги упустить из виду само сновидение, так как и оно по своей природе выходило за рамки обычных снов. Каждое, даже едва уловимое телодвижение считывалось сознанием; ни одна мышца не реагировала сама по себе, ни один вдох не смел наскоро промчаться мимо моей воли, не предоставив при этом документы и не получив разрешение управляющего, то бишь моего «Я». Короче говоря, это был тот редкий случай, когда мне выпал шанс стать не сторонним наблюдателем, а действующим актёром – оказаться очевидцем, соучастником и самим зачинщиком самого настоящего осознанного сна. За этот шанс стоит отдать должное маскам, так как смена персон научила меня отыгрывать роли даже там, где человеку свойственно чувствовать себя подконтрольным. Сон – это одно из таких состояний, когда человек с лёгкостью отдаётся под управление своими видениями, но в моём случае, общение с океаном грёз складывалось так, что я ощущал себя если и не как рыба в воде, то по крайней мере как человек умеющий плавать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии