Сговор остолопов

— О, этот противный мальчишка. — Игнациус взобрался по ступеням к двери, опередив мать. — Ну, хвала Господу, что мисс Энни нас на некоторое время оставила. Теперь, возможно, я смогу играть на лютне, не слыша ее скрипучих денонсаций из соседнего дома.

— А по пути я к Ленни зашла и купила ей славненькую парочку четок с водой из Лурда.

— Боже мой! К Ленни. Ни разу в жизни не встречал я магазина, настолько набитого религиозной гексарией. Я подозреваю, что не пройдет много времени, и в этой ювелирной лавке случится чудо. Сам Ленни может вознестись.

— А мисс Энни эти четки очень понравились, мальчик мой. Сразу молитву же ж читать начала.

— Вне сомнения, это лучше, чем беседовать с вами.

— Уж садись, дуся, я тебе чего-нибудь поесть сготовлю.

— В смятении коллапса мисс Энни вы, кажется, позабыли, что сегодня утром сбагрили меня в «Штаны Леви».

— Ох, Игнациус, что ж там было-то? — спросила миссис Райлли, поднося спичку к горелке, которую открутила за несколько секунд до этого. На печке случился локализованный взрыв. — Боже-Сусе, я чуть не сгорела.

— Я теперь — служащий «Штанов Леви».

— Игнациус! — вскричала его мать, охватывая его сальную голову неуклюжим розово-шерстяным объятием, расплющившим ему нос. Глаза ее застили слезы. — Я так гордюсь моим мальчиком.

— Я довольно-таки изможден. Атмосфера в этой конторе гипертензитивна.

— Я знала, что ты хорошо добьешься.

— Благодарю вас за вашу уверенность.

— А сколько «Штаны Леви» будут платить тебе, дуся?

— Шестьдесят американских долларов в неделю.

— Ай, и это все? Мож, тебе еще по сторонам поискать надо было?

— Там чудесные возможности для продвижения, чудесные планы для сметливого молодого человека. Жалованье может вскоре измениться.

— Ты думаешь? Ну, я все равно гордюсь, дуся. Снимай куртку. — Миссис Райлли открыла банку рагу «Либби» и вытряхнула ее в кастрюльку. — А у них там милашечки какие-нибудь работают?

Игнациус подумал о мисс Трикси и ответил:

— Да, одна имеется.

— Незамужняя?

— Похоже.

Миссис Райлли подмигнула Игнациусу и забросила его куртку на буфет.

— Слуш сюда, дуся, я огонь под рагу развела. Открой себе баночку горошка, и хлеб же ж где-то в леднике есть. Еще я кэксик у Джермана взяла, тока что-то не вспомню, куда его засунула. Посмотри в кухне. Мне идтить надо.

— И куда вы сейчас направляетесь?

— Мистер Манкузо с тетушкой, они меня через несколько минут подберут. Мы едем к Фаццио, в кегли играть.

— Что? — завопил Игнациус. — Правда ли это?

— Я рано вернусь. Я сказала мистеру Манкузо, что не могу поздно засиживаться. А тетушка его уже бабушка, ей, наверно, тож на боковую пора.

— Определенно, прекрасный прием мне оказывают после моего первого трудового дня, — яростно высказал Игнациус. — Вы не умеете играть в кегли. У вас артрит или что там у вас. Это смехотворно. Где вы собираетесь есть?

— Я могу себе чилю купить возле кегельбани. — Миссис Райлли уже направлялась к себе в комнату переодеться. — Ой, дуся, тебе ж еще сёдни письмо с Нью-Йорку пришло. Я его за банку с кофиём засунула. Похоже, от этой Мирны-девочки, потому как кунверт грязный весь и размазанный. И как тока эта Мирна почту в таком виде посылает? Ты же мне сам говорил, что у ее папаши деньжата водятся?

— Вам нельзя играть в кегли, — проревел Игнациус. — Это самое абсурдное, что вы могли предпринять.

Дверь миссис Райлли захлопнулась. Игнациус отыскал конверт и, открывая, разодрал его в клочья. Он вытащил программку летнего кинофестиваля какого-то художественного театра годовой давности. На обороте измятой программы и было написано письмо — неровным угловатым почерком, составлявшим все минкоффское искусство каллиграфии. Привычка Мирны писать не друзьям, а редакторам всегда отражалось в ее приветствии:

Господа!

Что это за странное и пугающее письмо ты написал мне, Игнациус? Как могу я связываться с Союзом Гражданских Свобод, когда ты предоставил мне так мало улик? Я не могу вообразить себе, чего ради тебя мог пытаться арестовать полицейский. Ты же никуда не выходишь из своей комнаты. Я, может, и поверила бы в арест, если б ты не написал об этой «автомобильной аварии». Если у тебя сломаны оба запястья, то как ты смог написать мне письмо?